Шрифт:
– Что ты? В какой ложке?! Что это? Скажи еще раз.
Мать повторяет.
– Это не может быть!
– возражает Наташа.
– Никогда не может быть!
И тут же демонстрирует всю фактическую невозможность такого поступка: схватывает ложку и быстро кладет ее на пол.
– Смотри, вот я!
Становится на ложку.
– Ну, топи меня. Человек не поместится... весь сверху будет... Ну вот, смотри... нога больше ложки...
И выражает презрение к подобным оборотам "взрослой" речи, искажающим реальную действительность:
– Но хочу я про это... Глупости какие-то... [26]
"Пришел Иван домой, а лягушка и спрашивает: "Что это ты голову повесил?"
Игорь так и представил себе, что снял Иван голову и повесил на гвоздик.
Иные дети, наделенные юмором, нередко притворяются для шутки, что не могут понять те или иные идиомы нашей речи, дабы принудить нас к более строгому соблюдению правил, которые мы сами дали им.
Пожалуешься, например, при ребенке:
26
Н.П.Антонов, Развитие мышления и языка ребенка в дошкольном возрасте, "Советская педагогика", 1953, № 2, стр. 60 и 63.
– У меня сегодня ужасно трещит голова!
А ребенок насмешливо спросит:
– Почему же не слышно треска?
И тем подчеркнет свое отрицательное отношение к странной (для него) манере взрослых выражать свои мысли метафорами, столь далекими от подлинных реальностей жизни.
Дети-юмористы часто придираются даже к понятным словам, чтобы поставить нам в вину их "неточность".
Мать зовет свою трехлетнюю Киру к себе под одеяло "поласкаться" и слышит иронический вопрос:
– Разве мама полоскательная чашка?
Мать говорит дочери после долгой разлуки:
– Как ты похудела, Надюша. Один нос остался.
– А разве, мама, раньше у меня два носа было?
– иронически возражает четырехлетняя дочь.
Сердитый отец говорит четырехлетнему сыну:
– Чтобы этого у меня и в заводе не было!
Сын отвечает рассудительным голосом:
– Но ведь здесь не завод, а квартира.
Услышав, что женщина упала в обморок, ребенок саркастически спрашивает:
– А кто ее оттудова вынул?
Играя с Жоржем оловянными солдатиками, я сказал про одного из них, что он будет стоять на часах. Жорж схватил солдатика и со смехом помчался туда, где висели стенные часы, хотя ему было отлично известно, что такое "стоять на часах".
Впрочем, такая полемика с нашей "взрослой" речью не всегда производится в шутку. Я знаю пятилетнюю девочку, которая краснеет от гнева, когда при ней говорят о баранках.
– Почему ты называешь их баранками? Они не из барана, а из булки.
Требуя от взрослых точной и недвусмысленной речи, ребенок иногда ополчается на те привычные формулы вежливости, которыми мы пользуемся автоматически, не вникая в их подлинный смысл.
Дядя дал Леше и Бобе по бублику.
Леша. Спасибо.
Дядя. Не стоит.
Боба молчит и не выражает никакой благодарности.
Леша. Боба, что же ты не скажешь спасибо?
Боба. Да ведь дядя сказал: не стоит.
Чаще всего эта детская критика вызвана искренним непониманием нашего отношения к слову.
Ребенок, которого мы сами приучили к тому, что в каждом корне данного слова есть отчетливый смысл, не может простить нам "бессмыслиц", которые мы вводим в нашу речь.
Когда он слышит слово "близорукий", он спрашивает, при чем же тут руки, и доказывает, что нужно говорить близоглазый.
– И почему кормилица? Надо поилица. Ведь не котлетами же будет она нашего Зёзьку кормить!
– И почему перчатки? Надо пальчатки.
– Мама, вот ты говоришь, что сосульки нельзя сосать. Зачем же их назвали сосульками?
Иногда ребенок протестует не против смысла, а против фонетики данного слова. Писатель Н.Прянишников сообщает мне из Уральска про тамошнюю четырехлетнюю девочку, которая с возмущением узнала, что имя нарисованного в книжке человека - Шекспир. Она даже отказалась повторить это имя:
– Так дядей не зовут, а только службу!
Должно быть, слово Шекспир прозвучало для нее как Сельмаш, Мосгаз, Детгиз и т.д.
Замечательно, что даже малыши, еще не умеющие связно излагать свои мысли, и те заявляют протест против сбивчивости и неясности наших речей.