Когда я отмираю, то лихорадочно начинаю натягивать на себя бюстгалтер, который никак не хочет застегиваться, от этого я еще больше начинаю нервничать, а руки - еще больше дрожать. Кирилл молча подходит ко мне и помогает мне с застежкой. Я чувствую мимолетное прикосновение его рук к моей коже, и то место начинает нестерпимо жечь. Боже, да что со мной происходит? Кофту я натягиваю без помощи Кирилла.

– Что ты делала? – голос Кирилла звучит хрипло, но я даже не поднимаю на него свой взгляд. Смущение накрывает меня с головой. Я до этого момента всегда кормила Даню в одиночестве, Кирилл всегда выходил, когда приходило время кормления. Мне даже не приходилось его просить об этом, за исключением первого раза, когда я сказала ему выйти.

– Я сцеживала молоко.

Кирилл сидит рядом, и как мне кажется, слишком близко. Я встаю, чтобы вернуть себе личное пространство.

– Зачем?

В голосе Кирилла нет и намека на то, что он смущен. А меня вдруг начинает раздражать, что он лезет в мои дела.

– Если сцеживала, значит, так надо.

– Я хочу знать, Даша, почему. Что у тебя стряслось? Я не успокоюсь, пока не получу от тебя вразумительный ответ.

Я сдаюсь, тем более спорить у меня нет сил. Это настолько сильно волнует меня, что я порой не могу ни о чем другом думать. Обычно мой слушатель мама, и она действительно советует, поддерживает, но сейчас… я, черт возьми, нуждаюсь в Кирилле.

– Потому что у меня слишком много молока.

Я сдерживаю себя, чтобы не допустить слез.

– А зачем сцеживать? – недоумевает Кирилл, это я понимаю по его голосу и приподнятым бровям.

– Могут образоваться комки, они уже у меня есть. И груди болят, - я вздыхаю, но Кирилл не успокаивается.

– Это опасно?

– Ну… в интернете пишут, что да. И врач тоже так сказала.

– Хочешь я выйду, и ты продолжишь?

– Нет, продолжу потом. Я уже почти закончила, когда ты пришел, - вкрадчиво говорю я.

Я хожу по комнате, только ради того, чтобы не сидеть рядом с Кириллом. Но Кирилл жестом просит меня сесть. А потом добавляет:

– Даша, иди сюда.

– Зачем?

Мы смотрим друг на друга, и я сдаюсь. Ему не все равно. Это не праздное любопытство. Я знаю, я чувствую это. И это подкупает.

– Эти комки… насколько они опасны? Как от них избавиться?

– Я не знаю, - почти жалобно, почти плача.

– Даша, иди сюда, - повторяет, но более настойчиво. А в голосе… столько заботы. Мне как раз ее очень не хватало.

Обними меня и скажи, что все будет хорошо – это кричит мое сердце. Но разум заставляет сказать лишь следующее:

– Кирилл, что ты хочешь?

– Просто иди сюда.

И я сдаюсь: сажусь на диван около него, а Кирилл, поймав мой взгляд, спрашивает:

– ГДЕ ИМЕННО БОЛИТ? – а потом молча тянет ко мне руки, а когда они касаются моей груди, то я чувствую жар внизу живота, а между ног - сладкое томление. О чем я думаю вообще???

Я невольно вздрагиваю от его прикосновения, но почему-то не отталкиваю Кирилла.

– Даша, - немного хрипло говорит Кирилл, - покажи, где они?

Он не отстанет. И я накрываю его руку своей, показывая то место, где в груди образовались маленькие комочки. Прикосновение сразу же отдается болью.

– Черт, тебе настолько больно? И почему ты молчала? Когда это все началось?

Столько вопросов, негодующий взгляд и океан заботы – вот что я вижу, в темных омутах глаз Кирилла.

– Очень больно, Кирилл. Я боюсь, - морщусь от резкой боли, но я ведь чувствовала не только боль… об этом пытаюсь не думать. Это сложно.

– Прости, я не хотел, - Кирилл все еще держит свою руку на моей груди, - давай завтра отвезу тебя к врачу?

– Нет.

Беру себя в руки. Хмыкаю, пытаясь скрыть за этим свое сильное смущение.

– Ты вообще-то лапаешь и пялишься.

– Просто совмещаю приятное с полезным, - как ни в чем не бывало, парирует Кирилл. Он когда-нибудь смущается вообще?

Я убираю его руку и встаю. Даня начинает кряхтеть, и я иду к нему. Нужно его покормить, а потом собираться ехать. Часы уже показывают половину двенадцатого. И почему Кирилл приехал раньше? Решаю спросить.

– Ты приехал раньше.

– И не зря, - весело проговаривает Кирилл, а потом вдруг серьезно добавляет:

– Даша, шутки шутками, но нужно что-то делать с этими комками.

Опять эта встревоженность и забота в голосе. Этому невозможно противиться.

– А то я не знаю!

Не знаю, почему у меня такая реакция, возможно, защитная? А, возможно, я боюсь, что мне все это показалось, и Кирилл просто делает вид, что ему не все равно. Почему бы и не полапать, если разрешают? Черт, я вообще запуталась.