Пока раб переводил слова полководца, парень сидел раскачиваясь и тихо поскуливая, постоянно вытирая рукавом слезы. Казалось, что он и не слышит, что говорит ему Сэги на этом грубом, шипящем языке, но стоило рабу замолчать, как харвен судорожно закивал головой, соглашаясь с озвученными правилами.

– Хорошо. Тогда начнем. Как твоё имя?

– Гьяр,– проговорил харвен. Хотя слезы и перестали течь из его глаз, губы по-прежнему дрожали, выдавая с трудом скрываемые боль и страх.

–Вы из людей воеводы Багара Багряного?

Пленник кивнул.

– Вы ушли за реку к валринам?

Парень закивал ещё сильнее.

– Ты и остальные разведчики. Где ваше войско? Вы хотите пересечь реку?

Парень выслушал раба и замялся, растерянно озираясь. Было видно, что внутри него борется страх перед болью и нежелание предавать свой народ и своего вожака.

Лико посмотрел на него пристально, словно пробираясь взглядом под кожу и произнес негромко, но с нажимом.

– Лиаф, руби ему палец.

Воин потянулся к мечу. Увидев это паренёк дернулся, словно бы в лицо ему плеснули кипятком, и вновь зарыдав затараторил с бешеной скоростью, постоянно поглядывая то на лежащую, на рукояти меча руку своего палача, то на обрубок пальца.

Сэги слушал его с явным интересом. Брови раба то и дело удивленно поднимались вверх, а парой разбитые губы кривились в довольной ухмылки, словно в словах пленника он находил подтверждение собственных мыслей.

– Ну, если быть кратким, хозяин, то вместе с Багаром Мисчею пересекли две тысячи человек. Правда воинов из них меньше половины. Вожди валринов поначалу дали им всем приют, но потом заявили, что примут только женщин и детей, а все мужчины способные держать меч должны уйти. Вот Багряный и решил вместе с остатками своего войска вернуться на родную землю и попытать удачу, напав на какой-нибудь лагерь или гарнизон. Кажется, он надеется так спровоцировать своих сородичей на восстание.

– Сколько точно у него человек и когда он планирует пересечь реку?

– Примерно девятьсот,– перевел паренька раб.– Они уже вовсю готовятся к переправе и хотят этой ночью вернуться на эту сторону Мисчеи. Оказывается эти дураки,– раб кивнул на трупы разведчиков.– Специально решили возвести капище, чтобы Рогатый бог увидел своих сыновей и помог им в битве.

– Где именно готовится высадка?

– Немного восточнее этого места, в лесах междуречья. Точнее он не может сказать, так как сам не знает – их отряд уже четыре дня как тут.

– Он что-нибудь слышал про других харвенских воевод?

– Говорит, будто бы на востоке несколько сотен перешли к кимранумам, но что с ними стало, он не знает. Кимранумы не клавринских кровей, родства с ними у харвенов нет. Если позволите, хозяин, то хотел бы заметить, что кимранумы точно не дали бы убежища. Скорее они обратят пришлых в рабов или принесут их в жертву своей Великой волчице.

– Спроси, что они должны были делать, кроме возведения капищ.

– Только следить за нашими войсками и патрулями и если что, сообщить своим.

– Есть ли другие отряды разведчиков?

Парень замотал головой.

– Точно?

Он судорожно закивал, косясь на меч Лиафа.

– Он говорит, что у вождя каждый воин на счету. Тем более им помогали местные – тут в лесах было три десятка харвенов, но день назад они ушли, чтобы присоединиться к Багару.

Лико задумчиво почесал бороду. Несколько минут он молчал, явно обдумывая слова пленника, а потом встал, распрямил плечи и проговорил, обращаясь уже к воинам.

– Нам нужно как можно скорее дойти до лагеря, солдаты. Быка придется бросить, а вот пленника мы возьмем с собой. Я обещал ему жизнь и не намерен нарушать свое слово.

Скофа с болью посмотрел на тушу животного и сглотнул наполнившую рот слюну. Лифарта… пави… абвенори. Все его мечты о вкусной горячей трапезе, состоящей не только из ячменной каши с солониной, только что пошли прахом.

Но командир был прав – им нужно было оказаться в лагере как можно быстрее, чтобы дать войскам время подготовиться к бою. Возможно последнему бою этой войны, ведь только с победой над Багаром Багряным, последним не сложившим оружия вождем варваров, можно будет поставить точку в истории северных племен.

Он сплюнул со злобой и досадой и, подойдя к пленнику, сначала перевязал ему раненую руку, а потом крепко связал веревкой. Сопротивления парень не оказывал и лишь смотрел в сторону капища, что-то тихо бормоча одними губами.

– Он там молишься что ли? – спросил Скофа.

– Неа,– пояснил Сэги.– Он прощается со своими друзьями и благодарит, что уложили их на божье место.

Воин тоже повернулся в сторону маленького капища: Фолла уже закончил с мертвецами, уложив их ровным кругом вокруг поклонного столба. Сами тела он забросал ветками, лапником и камнями, но лица каждого из убитых оставил нетронутыми, широко раскрыв каждому веки. Харвены верили, что после смерти души людей относят к богам вороны, забирая глаза в качестве платы за последнее путешествие. Ну а тех кого птицы не найдут, кто утонет в болоте, будет закопан или умрет лишившись перед этим глаз, змеи или щуки утаскивали в подземный мир где Белый червь грызет корни мира. Немудрено, что потерю зрения харвены считали самым страшным из возможных увечий. А своих врагов очень любили ослеплять. Чудо что и Мицана Мертвеца тогда не лишили зрения…