И единственное что грело ему душу, так это то, что вскоре его служба окончится. Он и так отдал своей тагме больше лет, чем положено, и этот поход был для него последним.

– Дождь будет.

– Что-что? – переспросил прошедшего Мицана Скофа.

– Говорю, дождь собирается,– он показал пальцем на небо.– Вон смотри, как все серостью затянуло. Так что жди сегодня помывки. Может вечером, а может и днем. Как раз когда мы твоего крошку-бычка потащим.

Солдат задрал голову и убедился в правдивости предсказаний Мертвеца.

Когда армия только перешла границу, многие удивлялись, почему харвены строятся либо на холмах, либо вдали от крупных рек. Ведь куда удобнее возводить поселки именно у воды: тут и рыбалка и судоходство. Но потом, столкнувшись с весенними паводками и наводнениями, тайлары поняли, в чем дело. А ещё они поняли, почему местные называют раннюю весну временем безумства речного бога.

Весенние дожди в этих краях были настоящим проклятьем. Сильные, продолжительные, они могли длиться часами и днями, смывая палатки и превращая дороги в потоки булькающей грязи. Но хуже всего после таких ливней дело обстояло с реками – они выходили из берегов, разливаясь порой на четверть версты, и сметали возведенные тайларами мосты и укрепления. Их бурные воды постоянно разбрасывали и разбивали лодки и плоты, приготовленные для перевозки войск, от чего многие в войсках считали, что сама местная природа ведет войну с захватчиками.

– А мы ведь тебя и вправду потеряли,– Мицан присел рядом с ним и откинулся на тушу.– Шли, шли, а потом бац, смотрим по сторонам – а тебя как и не было. Уже думали: хрен с ней, с добычей, своего бы Бычка вернуть, пока совсем не разминулись. Думали кричать начать. Да только тут ты со своим туром сам шума наделал. Так куда ты пропал-то? Нужда в кусты завела?

– Да нет, я так. Отстал просто…

– Опять землю щупал? – рассмеялся Мертвец.– Заканчивал бы ты с этим делом Бык, а то не ровен час – по-настоящему заблудишься. И что нам тогда делать прикажешь? Искать харвенов и спрашивать у них: «дорогие покорённые дикари, не видели ли вы тут случайно заблудившегося двуного быка? Он такой большой, крупный, и тайларский доспех носит. Нет? Не встречали?»

Скофа махнул на него рукой.

– А что это ты рукой на меня машешь? Вот представь, как нам без тебя возвращаться? Одноглазый Эйн голову лично каждому оторвет, а потом всё равно на поиски отправит.

– А, так ты командира испугался? А я-то уж было подумал, что за меня волнуешься.

– Конечно командира! Хотя и без волнения не обходится. Что уж тут скрывать. Ведь если ты сгинешь, кого мне тогда обыгрывать в кости? Кирана? Ну так он скряга. Лиаф, даром что Щепа, жульничает. Эдо после первого же проигрыша начинает ныть. Басар слишком быстро впадает в ярость, а кулаки у него ой какие тяжелые. Ну а Эйн вообще игр побаивается. Так что только ты и остаешься, мой здоровенный друг.

– А близнецы тебя, чем не устраивают?

– Пффф… ты мне ещё предложи с Фоллой поиграть. Сам что ли не знаешь? Эти двое только пьют и с друг дружкой переругиваются, а про кости почти сразу забывают. Нет, бычок, ты моя отрада. Благодаря тебе я свое сердце от печалей освобождаю …

– Карман ты мой освобождаешь, ублюдок лицемерный!

– Конечно, освобождаю! А вместе с ним ещё и сердце от тревог и печалей!

Они засмеялись. Игроком Скофа и вправду был неважным, но кости наполняли его жгучей страстью, не угасающей от проигрыша к проигрышу. Сколько раз он зарекался, клялся богам и предкам, обещая бросить это занятие – столько же раз обнаруживал себя за игральным столом и с опустевшим кошельком. Но безумная вера, что однажды бог богатств Сатос проявит к нему свою милость, не покидала его сердца, заставляя проигрываться до последней монеты.

– Надо быстрее делать полозья и уходить,– произнес подошедший к ним Фолла.– Идите и помогите Кирану и Лиафу.

Он явно был чем-то встревожен, постоянно оглядывался и хмурил брови, потирая запястья. Конечно, Фолла всегда был хмур и всегда насторожен, отчего в десятке и знамени над ним часто подшучивали, но вот определять угрозы этот воин умел хорошо и словно чуял ловушки, засады и прочие неприятности.

– Что увидел-то, Фолла?– спросил его Скофа, поднимаясь.

– Следы.

Солдаты направились в лес, где Лиаф с Кираном уже присмотрели молодые и гибкие деревца. Срубив их и перенеся к берегу, они перевязали их веревками, а после, осыпаясь проклятиями, перетащили на получившиеся полозья тушу лесного зверя.

– Ну что, запрягайся жеребчики,– скомандовал Мицан, и воины взялись за крупную жердь, срубленную из молодого клена.– И ты, бычок, поднапрягись посильнее что ли. Раз убил смог, то и дотащить осилишь.

Быком Мертвец, да и остальные в тагме, называли его неспроста: от природы Скофа был высоким и крупным с могучими мышцами, покрытыми жирком. У него были широкие плечи, толстая короткая шея, квадратная челюсть, поросшая поседевшей щетиной, небольшой лоб и крупные брови, нависающие над небольшими серыми глазами, а маленькие уши слегка топорщились. Он и вправду походил на быка и всегда гордился своим прозвищем – в конце концов, бык всегда почитался в Тайларе, как главное животное и даже красовался на его знаменах. Вот только слово Бычок, особенно в устах Мицана, уж очень часто принимало характер пусть и дружеской, но все же подколки.

Скофа размял плечи, отчего отсыревшие и промерзшие в этой глуши суставы захрустели, и перехватил поудобнее жердь. Чтобы дотащить до лагеря такую махину, поднапрячься им точно придется. Но их труд того стоил.

Он ещё раз взглянул на тушу убитого зверя, и почувствовал, как рот наполнился вязкой слюной. В его памяти тут же начали всплывать самые разные мясные блюда родной кухни. Пави… жареные мясные шарики, начинённые брынзой с кинзой и залитые сметаной с тёртым чесноком. Лифарта – сваренная на вине и говяжьем бульоне пшеничная каша с кинзой, луком, морковкой, чесноком и тонкими полосками жареной говядины. Менори – маленькие рулетики из промазанной медом говядины, начиненной грецкими и кедровыми орехами, которые посыпали зеленым луком. Паога – жаркое из говядины, репы, моркови, сельдерея и чеснока, залитое густой сметаной с кинзой.