Тим недолго понаблюдал за идиллией и приступил к реализации плана.

– Сидите? Дружите? Ну-ну… – многозначительно выразился Тим.

– Привет, Тим, – Фима оторвался от приятного занятия. – Чего тебе?

– Да ну его, Фимка, – промурлыкала Симка. – Опять чего-то задумал. – Она была гораздо умнее своих лет.

– Вот вы тут сидите, дружите, а ничего не знаете, – гнул своё Тим.

– А надо знать? – любопытство было основным недостатком Симы.

– Беда, Симка! Беда! Белкам скоро может настать конец.

– С чего ты взял? – недоверчиво спросил Фимка.

– Кабан с оленем… Они с ума сошли!

– А нам-то что? Сошли и сошли, – Фимка явно не понимал, о чём речь.

– Жалко кабанчика. Он меня недавно угощал сладкими корнями. А Чук мне никогда не нравился, он ехидный, – задумалась Сима.

– Не о корнях речь. Купались они в пруду, перегрелись на солнышке, и всё. Ку-ку. Бредят оба. Сначала, говорят, весь мох у болота соберём, а потом всех белок переловим. Если не скажут, где орехи взять.

– При чём тут орехи? – в один голос спросили Фима и Сима.

Места, богатые орехами, были самой охраняемой тайной беличьего сообщества.

– А при чём тут мох? Сами не понимаете? Помутнение разума. Пока разберутся, то да сё. Я сразу к вам. Предупредить.

– И что? Подумаешь, перегрелись! Как перегрелись, так и охладятся. Нам-то что? – упорствовала Сима.

А Фима задумался и помалкивал.

– Может, охладятся. А может, и нет. Мох они уже собрали. Очередь за белками, если орехов не найдут, – возразил Тим.

– Интересно получается. Кабан с оленем перегрелись, а мы орехи должны давать. Не ты ли это всё придумал, Хитрый?

Тим изобразил обиженную невинность:

– Я?! Да я, как узнал, сразу к вам – спасать. Да ну вас! О них заботятся, предупреждают, со всех лап к ним бегут, всю морду о кусты раздирают. А они? Знал я, белки, что вы – звери неблагодарные, но что бы такие? Как не стыдно… – Тим сделал вид, что оскорблён и собирается уходить.

– Погоди, Сима, тут разобраться надо, – Фима колебался. – Кабан по деревьям лазить не умеет.

– Вот, вот! Как же он нас ловить будет? – поинтересовалась умная белка.

– Поймать, конечно, не поймает, а дерево подкопает и дупло разорит запросто. А там запасы на зиму. Потом и дупло новое искать, и запасы собирать. Всё заново.

– Наконец! – воодушевился Тим. – Наконец до вас дошло. Сумасшедший кабан – это для всего леса беда. Я вот что придумал. Покажите мне хороший орешник, я туда отведу этих больных. Пока они орехи собирают, вы, белки, в безопасности. А там, может, и правда у них мозги встанут на место. Охладятся.

– Ишь ты, какой хитрый! Покажи ему орешник! А если ты всё наврал? – возмутилась Сима.

– Да, Тим. Если ты врёшь? – Фиму тоже живо интересовал этот вопрос.

– Я?! Вру?! – Тим задохнулся от возмущения. – Не верите мне? А глазам своим поверите?

– Глазам поверим, – закивали белки.

– Тогда идите за мной.

Тим решительно повернулся и направился обратно. Белки, перепрыгивая с ветки на ветку, потянулись за Тимом.

– Только тихо. Нас не должны видеть. Помните, что я говорил? Они явно не в себе. Сейчас с ними мой дед. Успокаивает. От мыслей о белках отвлекает.

Найти нагруженных мхом кабана и оленя большого труда не составило. Шли они шумно и медленно, тяжело и громко дыша. Впереди гордо семенил Седой Лис и заканчивал историю, как однажды завёл охотничью собаку в трясину.

Процессия прошествовала мимо затаившихся за деревьями Тима с белками. Увидев кабана и оленя, тащивших горы мха, белки были поражены.

– Видали? – спросил Тим, когда шок от увиденного немного прошёл. – Это их дед ещё немного успокоил.

– Дела… – многозначительно протянул Фима. – Ладно, пошли. Покажем тебе орешник. Отведёшь их туда. Но уговор: больше никогда и никому!

– Или пусть у меня отвалится хвост! – торжественно поклялся хитрый лисёнок.

Солнце находилось на стороне озера, когда Тим вернулся к норе. У громадной кучи мха отдыхали работники. Тумос ел бабушкины пирожки, а Чук пил домашнее молоко из огромной миски.

Бабушка суетилась вокруг и приговаривала:

– Ешьте, ешьте, помощники.

Седой Лис тоже находился рядом, но, что удивительно, молчал.

При появлении Тима Чук поднял голову и посмотрел на лисёнка грустными и усталыми глазами.