Подвинув спальный коврик ближе к окну, я сняла комбинезон и сапожки. Ученые советовали освобождаться от одежды на время сна. Сначала я легла на спину, потом стало немного холодно и свернулась на боку. Не удалось отрегулировать температуру тела, она не повышалась вопреки мысленным приказам. Пришлось сползти на край спального коврика и укрыться его свободной частью. Стало тепло и уютно, как под звериной шкурой. Согревшись, я уснула в приятных мечтах о первом рабочем дне.

Петр

В колхоз “Заря коммунизма” вела ну очень веселая, мокрая после ночного ливня дорога, сплошь состоящая из колдобин и ям. Веселая потому что, как в детстве на маминых коленках, я каждое мгновение “В ямку-бух”, отчего вместо наплыва грусти хотелось улыбаться. Могло выйти совсем не смешно, если бы временно конфискованная мной у отца “для форса” красная “Победа” застряла в яме, или у нее отвалилось бы колесо.

К счастью, до пункта назначения удалось доехать без происшествий. Не пришлось обращаться к местным трактористам с просьбой вытащить автомобиль из дорожного болота. Чуяло сердце, что немытые, небритые и малограмотные, одним словом – неотесанные чурбаны, не обрадуются нежданному столичному гостю. Чуйка не подвела. Хоть и оказались трактористы мытыми и бритыми, но, несмотря на чистоту, были их лица угрюмыми, недобрыми с виду.

Бабья бригада от молодок до старух выстроилась рядком возле крыльца замызганного по нижние подоконники грязью здания сельсовета.

Между бабами расположились в лужах свиньи. Повсюду сновали поросята, куры, гуси, индюшки.

Картина живописная, художник сразу бы взялся за полотно.

Я не испытывал ни малейшего желания выходить из сухой машины во все это великолепие, макать начищенные до блеска гуталином новенькие ботинки в навоз. Потому нарочито долго копошился в машине. Заглушил мотор, полез за багажом на заднем кресле. Как будто смутившая меня сельская неприглядность могла рассосаться за пару минут.

В щелки приоткрытых окошек я слышал, о чем толкуют бабы.

– Смотрите, девчата, – подбоченилась необъятная матрона с пустым ведром. – Видать, к нам пожаловал большой начальник.

– Агась! – кивнула сухонькая горбатенькая старушонка.

– Большой и пузатый, – усмехнулась, показав кривые зубы, конопатая каланча.

– Уж точно. Ты права, Любаня, – поддакнула та первая, с ведром. – Чем прочнее власть у начальничка, тем ширше брюхо.

Набравшись мужества, я решился выйти из автомобиля. Показаться неуважаемой публике в нарядном коричневом костюме и под тон ему рубашке в мелкую белую крапинку.

– Подишь ты! Не начальник, да и пузо не наел покамест, – ахнула конопатая.

– Не беда. Пузо еще впереди, – рассмеялась толстуха с ведром. – А все одно – городской лодырь.

– Здравствуйте, товарищи колхозницы!

Я пригладил зачесанную по-деревенски набок челку. Старался не ударить в грязь лицом, как поклялся отцу. Хотя до той грязи было так недалеко… Стоит чуть поскользнуться, и окажешься в луже под боком у жирной пятнистой хрюни.

– Мы-то здоровы. А у вас, товарищ франт, что-то бледновато лицо. Как неживое, право слово, – ощерилась конопатая.

– Так бедолага в городском футляре с детства сидел. У нас хоть воздуха понюхает, на солнышке загорит, – к разговору примкнула неопределенного возраста доярка в белой косынке и сальном фартуке, надетом поверх цветастого платья.

– Интересно, за кем из наших девок он ухлестывать начнет. За Галкой или Веркой? А может, за Люськой? – призадумалась конопатая.

– Какое там! Люськин хахаль Федька ему наломает бока! – расхохоталась доярка.

– Что за парень? Глядите, сколько притащил с собой приданого! Поболе, чем у внученьки моей, – закряхтела горбатая старуха.

Не понравился ей мой туго набитый чемодан.

Троим пришедшим на шум трактористам не понравился я сам вместе с багажом.

– Ишь, принесло к нам франтишку, – пробубнил один, кудрявый в картузе.

– Не пустим чужого петуха в наш курятник, – сжал кулаки второй, чернявый.

– Пущай катится, откуда явился, – поддержал третий, ростом помельче других, но крепкий, жилистый.

– А! Петр! Ну, как говорится, добро пожаловать к нам на огонек! – прогремел, спускаясь по крутым ступеням, председатель колхоза.

Большой и пузатый, как, похоже, все местные начальники.

– Рад приветствовать, Степан Ефимыч. От себя и от моего отца. Он велел большой привет вам передать.

– О! Спасибо! И Василию огромный привет! Сколько лет не виделись! Пусть заглянет в гости, – увидев грязь на стене, председатель замахал руками, погрозил пальцем конопатой. – Эй, Любаша! Ну что за безобразие! Опять повсюду черным черно. Помыть, что ль трудно стенку? Ты ж у нас ответственное лицо за чистоту административного здания.