Женщина смотрит на наши сцепленные пальцы, отчего я непроизвольно разрываю замок и поднимаюсь со стула. Чувствую себя девушкой, которую чужие люди застали голой в постели их сына-подростка. Сына, который гораздо младше.

— Здравствуйте, — говорю я сдержанно. — Стелла.

Женщина мечется взглядом между мной и Матвеем и, пробормотав ответное «здравствуйте», будто забывает обо мне и целиком сосредотачивается на сыне. Прижав ладонь ко рту, она издаёт звук, похожий на сдерживаемое всхлипывание.

— Как тебя угораздило, Матвей? Почему не позвонил и ничего не сказал?

Матвей приподнимает руку, приветствуя мужчину за её спиной, и после переводит взгляд на мать.

— Не сказал, чтобы не видеть твоих истерик. Кто тебе позвонил?

— Тётя Маша Лисина. Дениска ей рассказал. И правильно, что позвонила. Мой сын в больнице с переломами лежит, а я даже и не в курсе. Зачем ты так, Матвей? Я ведь волнуюсь.

Матвей измученно морщится: то ли от смущения, то ли от боли.

— Мам, хватит, пожалуйста. Стелла, это моя мама, Антонина. А это её муж Вениамин.

Две пары глаз снова находят меня. Мужчина смотрит смущённо, мать Матвея — с недоверием и опаской. Её взгляд цепляется за бриллианты у меня в ушах, скользит по пиджаку. Моя одежда куда изысканнее её наряда из дешёвого полиэстера, и одна туфля стоит втрое дороже, чем всё, что надето на её спутнике. Я другая, принадлежу другому миру, и я его старше. Что я делаю рядом с её сыном?

— Очень приятно. — Имитируя непринуждённость, я по очереди улыбаюсь им и Матвею, давая понять, что всё в порядке. — Я выйду за кофе. Разговаривайте.

Матвея мне, конечно, не обмануть. Знаю это по извинениям, отчётливо проступившим в его взгляде. Он хорошо меня изучил и догадывается, что я напугана до чёртиков появлением его родственников. Я не была к этому готова. Мы даже вместе ни разу на людях не появлялись, не говоря уже о том, чтобы встретиться лицом к лицу с его матерью, которая к тому же расстроена состоянием сына. И это она ещё не в курсе, что Матвей оказался здесь из-за меня.

С каждым шагом, удаляющим меня от его койки, голоса новоприбывших оживляются. Начинают шуршать пакеты, по полу скребёт стул. Конечно, это в порядке вещей. Они приехали к сыну, а я для них чужая.

В дверях я всё-таки оборачиваюсь. Взгляд Матвея устремлён на меня, в нём застыла тревога. «Я вернусь», — выговариваю одними губами и снова ободряюще ему улыбаюсь.

Лишь оказавшись в коридоре, я могу полноценно вздохнуть. С родителями Романа я познакомилась за месяц до нашей свадьбы на заранее обговорённом ужине. И там меня никто не рассматривал и не задавался вопросом, какого чёрта я забыла рядом с их сыном. Хочется курить. Но своих сигарет у меня нет, а Матвей бросил. Забавно будет вернуться в палату и попытаться стрельнуть сигарету у его отчима, чтобы окончательно добить несчастную мать.

Удивительно, но стакан поганого порошкового кофе приводит меня в чувство. «Случилось и случилось», — философски думаю я, вращая его в руках. Последние несколько месяцев мою жизнь вообще стало сложно прогнозировать. Матвей того стоит. Всего этого. К тому же, что меня так задело? Что его мать разглядывала мои украшения? Мы же обе женщины, в конце концов. Разве я сомневаюсь в независимости Матвея и в том, что он никому не позволит вмешиваться в свою жизнь?

В этих размышлениях я провожу около получаса, пока от сидения на жёстких пластиковых стульях не затекают бёдра. Выбрасываю недопитый кофе в урну и встаю. Надеюсь, к этому времени все важные темы воссоединившаяся семья успела обсудить и мне не потребуется выдумывать новую причину для бегства.

Едва я захожу в палату, разговор резко обрывается и воцаряется смущённая тишина. Ненавижу такое чувство. Будто помешал себя обсуждать.

— Мы тогда у тебя остановимся, Матвей, — спустя паузу произносит его мать, отодрав от меня вопросительный взгляд. — А то гостиницы в Москве ещё сильнее подорожали.

Единственный комплект ключей находится у меня. Матвей пока не знает, что я не планировала оставаться в его квартире. Помимо сражения с болью, сейчас ему приходится разрываться между мной и своей семьёй.

Заёрзав, Матвей смотрит на свою мать, явно собираясь ей отказать, но я его опережаю. Ни к чему эти бессмысленные жертвы.

— Ты ведь дал мне ключи, чтобы я собрала тебе сумку. — Запустив ладонь в карман пиджака, я обхожу расположившихся рядом с ним родственников и выкладываю связку на тумбочку. — Я к тебе ближе к вечеру заеду, хорошо? Не буду вам мешать.

— Ты не мешаешь. — Матвей резко дёргается, приподнимаясь на локтях, и моментально кривится от боли. — Останься.

Его мать хранит молчание. Я понятия не имею, что делать. Оставаться здесь, чтобы усугублять общий дискомфорт и провоцировать неловкую тишину? Я не хочу. Потом. Пусть наговорятся. Матвей сам упоминал, что они давно не виделись.