— Бл*, Орлов, ты весь в своего брата. Попозже подойти не мог? — Марат с ленивым выражением лица, повернулся к Антону. — Не видишь, что у нас разговор?

— Пойдём со мной поболтаем, общительный ты наш, — усмехнулся мужчина и, взглянув на женщину, коротко бросил. — Иди домой, Вер.

Медленно сползла по двери на пол, пытаясь удержать бьющуюся дрожь во всём теле. Её словно лихорадило. И Вера почти не помнила, как добралась до квартиры. Ноги плохо слушались. Она почти не чувствовала кончики пальцев.

Прижала дрожащую руку к лицу и попыталась вздохнуть. Только не получалось. Вместо полноценного глотка воздуха — рваные вдохи и выдохи.

Она даже не слышала шаги. Поняла, что есть кто-то рядом с ней, когда заметила движения в стороне.

Вера не могла ничего сказать, разглядев сквозь пелену паники родное до боли лицо. Она, наверное, именно в эту секунду поняла, что всё. Конец. По его взгляду, когда Костя опустился на корточки напротив. Это был тот самый Орлов Константин Андреевич, пришедший в клуб с предложением, от которого она не смогла отказаться и вот к чему это привело…

Она чувствовала, что ей словно кто-то перекрывает дыхание. Как стальной взгляд вонзается ей в сердце, успешно заменяя острый нож.

Вера не знала, что сказать или просто не могла… Она не понимала себя. Не понимала почему он, молча смотрит, продолжая её агонию. Ей хотелось прекратить всё это и одновременно, чтобы он не переставал молчать. Она не хотела это слышать. Не хотела это видеть. Она не хотела его терять!

Закрыла лицо ладонями, едва сдерживая истерику. Её трясло. Внутри взрывались вулканы боли, лавой тревожа почти зажившие раны.

Костя вскрывал её по живому, без наркоза, выбивая остатки кислорода из лёгких, сжигая своим взглядом никчёмные остатки.

Знала. Она ведь знала, к чему это приведёт. Почему не подготовилась? Почему не выстроила новую стену, без которой было так больно?

Ей хотелось задохнуться. Не чувствовать. Исчезнуть.

Хотелось закричать. Сорвать горло. Разбить руки в кровь.

Отняла ладони от лица, пытаясь вздохнуть. Вновь не вышло. Кислород смешался с ним, с его запахом, его настроением, которое за несколько секунд заполнило до отказа прихожую.

Она разбивалась. Вера Кузнецова разбивалась о собственные мечты и надежды.

Вновь зажмурилась, когда Костя попытался что-то сказать, так привычно прищурившись, что у неё сжалось в комок сердце.

До невыносимой боли хотелось им дышать. Лишь им задохнуться. Только не имела на это уже права. Даже смотреть… Она. Ему. Чужая. Сейчас. В эти секунды. Никто. Он не должен на неё вообще так смотреть. Он не должен объясняться и разъяснять. Он ей ничего не должен.

Прикусила внутреннюю сторону щеки и открыла глаза. Встретилась со знакомым серым взглядом. Её больше не существовало. Зачем Костя так смотрел? Её больше нет.

— Ты собираешься возвращаться к Назарову? — его голос всё тот же, только теперь действует на неё ещё сильнее, чем прежде.

И она не знает, что ответить. Она не понимает происходящего. Она лишь пожимает плечами.

— Понятно, — сквозь зубы выдыхает он, встаёт в полный рост, смотрит сверху вниз. — Я пришлю водителя. У тебя будет время собраться, — бросает взгляд на наручные часы. — Деньги на кухне. Сумма больше той, чем обговаривалась. Попробуй только не возьми. Не играй в мать Терезу.

Вера не слышит. Не желает его слышать и понимать. Она его просто теряет. С каждым сказанным словом.

Она не предпринимает попытки встать, когда приходит осознание, что Косте нужно уйти. У него работа. Его ждут в офисе. Отползает в сторону. Прислоняется к стене, продолжая смотреть на него, продлевая последние секунды боли и ждёт хлопка закрывшейся двери, который будет означать настоящий ад, в котором она будет одна. Без него. С чёрной дырой вместо души.

Вера… В его губах её имя звучало по-другому. Бережно, тепло…

Не так как ей сейчас. До боли холодно. До дрожи. До крепко сцепленных пальцев на коже. До слёз, катившихся по щекам.

Она упала. В воду. И не понимала, как выплыть на поверхность. Барахталась, зная в вязком болоте, что конец близок.

И невозможно дышать. Даже вздохнуть… Только рваные глотки кислорода, которые, возможно, слышал водитель, довозивший её до дома.