Сегодня была смена моя и Ленки. Дежурство было не таким легким, как весь месяц. Было две операции, не слишком тяжелые и сложные, но всё же и не лёгкие.

Из операционной я вышла уставшая, но держалась. Приняла бодрящий душ и двинулась в сторону сестринской. За столом с чашкой крепкого ягодного чая сидела Канаева.

— Ну, как всё прошло? — спросила девушка, отхлебнув глоток напитка.

— Хорошо. Жизни пациента ничего не угрожает.

Села, облокотившись о спинку стула, прикрыла глаза. До конца смены оставалось чуть больше получаса, а глаза уже сейчас слипались.

Сегодня вновь спала плохо. Всё чаще мне стал сниться тот незнакомец в лифте и наш поцелуй. Вернее, то лёгкое, но невероятное касание, которое внутри что-то задело, отчего я не могу забыть этого мужчину и его прикосновение к моим губам, бросающее меня в жар.

Я понимала, что это лишь случайная встреча, случайный поцелуй… Но не могла его забыть, выкинуть из головы. Я остро и трепетно помнила нежные прикосновения сильных рук к своему лицу, помнила его голос, его слова: «Ты очень красивая!»

Он говорил это, как данность. Как само собой разумеющееся.

Пыталась его забыть, выкинуть из головы, повторяя каждый раз, что это лишь случайность, но у меня ничего не получалось. Словно это какое-то проклятье, наваждение, от которого я не в силах избавиться.

— Ярославская!

Неожиданно мужской рык, прогремевший на всю сестринскую, резко ворвался в моё сознание, как и громкий хлопок, ударяющий дверь о стену, привёл меня в чувство.

Резко распахнула глаза, встречаясь с серьёзным и даже каким-то грозным взглядом нашего зава Германа Витальевича.

— Что случилось, Герман Витальевич?

По его виду было заметно, что он нервничает. Таким я видела его в первый раз. Это дало понять, что случилось что-то серьёзное.

— Ты мне нужна в реанимации. Срочно! Десять минут назад привезли Свободина Егора — попал в аварию. Травмы очень серьёзные. Кроме тебя я никому не могу доверить эту операцию.

Соня

Не успеваю что-либо сказать, как в наш с Германом Витальевичем разговор вклинивается Ленка.

— Егор Свободин? — удивляется и даже слегка вскрикивает, прижимая пальцы рук к губам.

А я не могу понять, о чём она вообще говорит. Кто такой Егор Свободин?

В первый раз про него слышу. Он, наверное, какая-нибудь знаменитость, раз о нём так говорят. Да и ещё Канаева знает о нём.

Интересно, кто же он такой?

— Да. Тот самый, — отвечает ей зав, а потом переводит взгляд на меня. — Соня, бегом в операционную! Хватит сидеть! — рявкает, и я подскакиваю с места, как ужаленная.

Завотделением хирургии скрывается точно так же, как и появился — неожиданно. Быстро поворачиваю голову в сторону коллеги и спрашиваю то, что мне сейчас интересно:

— Кто такой Егор Свободин?

— Ты что, реально не знаешь, кто такой Егор Свободин?

Я на её вопрос качаю головой. Действительно не знаю.

— Это лучший гонщик страны. Он ни одного заезда не проиграл. Прикинь? — вижу, как её глаза начинают сиять блеском восхищения, когда она говорит про этого мужчину. — Ему всего тридцать один год, а сколько у него медалей и заездов! Ох, а какой красавец, — мечтательно растягивает буквы в словах.

Всё понятно. Машу рукой на Ленку и быстро выхожу из сестринской. Шестинский прав — нечего тут рассиживаться, хоть и, по сути, мой рабочий день уже подошёл к концу. Но в нашей работе бывают непредвиденные обстоятельства, и тут уж ничего не сделаешь.

Приходится забыть обо всём, встать за стол рядом с коллегами и делать свою работу. Выполнять свой долг. Спасать людей. Ведь именно об этом я мечтала с детства.

Быстро и чётко надеваю специальное снаряжение. Тщательно мою руки. Натягиваю специальные перчатки.

Делаю глубокий вдох-выдох и направляюсь в операционный блок. Все наши уже тут и ждут меня. Я кивком головы со всеми здороваюсь.

— Привет, Соня, — улыбается мне травматолог.

Я отвечаю ему лёгкой улыбкой и очередным кивком. Но тут же перевожу взгляд на Германа Витальевича, что хмуро смотрит на меня, сведя брови вместе. Неуютное напряжение витает в помещении, отчего мне хочется повести плечами, чтобы скинуть его. Отвожу взгляд в сторону, и только сейчас обращаю внимание на лежащего на операционном столе мужчину.