Когда посреди ночи раздается звонок в дверь, я даже не гадаю, кто это. Вот же глупышка, не послушалась и непонятно как добралась до дома. Нашего дома. Потому что я не шутил, когда предложил ей переехать ко мне. Больше не хочу возвращаться в пустую квартиру. Наверное, я перерос неудавшийся брак, вдосталь наелся холостяцкой жизни и теперь готов к следующему шагу.

Я распахиваю дверь и чувствую разочарование. Света. Какого черта она здесь забыла? Кого-кого, а ее видеть я уж точно сегодня не рассчитывал.

Я не успеваю задать ей этот вопрос, потому что она набрасывается на меня прямо с порога. Крепко обхватывает за шею и громко рыдает. Я думаю, что это очередное шоу, попытка вернуть меня, поэтому пытаюсь отстранить ее от себя, чтобы дать пинка под зад, но Света ошарашивает меня новостями настолько, что я забываю даже об Ирине.

— Мама умерла, Максим.

Я замираю. Неверяще пялюсь на стену перед собой, потому что бывшая теща была для меня второй матерью. Я знал ее с первого дня появления в семье Дмитриевых, и у меня в голове просто не укладывается тот факт, что этой улыбчивой, доброй женщины не стало.

— Что случилось? — сглатываю подступивший в горлу ком.

— Инфаркт. Она была дома одна, я вернулась, а она лежит на полу. Скорая приехала, но было уже поздно. Она умерла по пути в больницу.

— Мне жаль, Света.

Я не умею говорить правильные вещи, подбирать слова, поэтому просто молчу, позволяя бывшей жене выплакаться и успокоиться. В какой-то момент мне кажется, что я чувствую на себе чей-то взгляд, но когда смотрю в сторону открытой двери, то никого не замечаю.

— Идем, сделаю тебе чаю. Я ухожу утром в рейс, поэтому не смогу присутствовать на похоронах, прости.

Я не могу выставить ее из квартиры, не сейчас, когда она разбита горем. Я запираю дверь и веду Свету в кухню. Она с трудом передвигает ногами, вся дрожит, икает из-за того, что слишком долго плакала. Жалость к ней проникает внутрь меня, но я напоминаю себе, что, когда я был болен, ей хватило наглости крутить роман у меня за спиной, а потом и вовсе уйти.

— А твоя не будет против, что я с тобой здесь чаи буду распивать?

— Она не дома. Уехала к родственникам.

Света бросает на меня взгляд, в котором читается: «Так я тебе и поверила», но объясняться с ней и доказывать что-либо не собираюсь.

Она уезжает под утро. Я вызываю ей такси, провожу прямо к машине. На прощанье она пытается поцеловать меня, совершенно не изменяя себе даже в такой чудовищной ситуации, но я резко отстраняюсь от неё и, не сказав ни слова, ухожу. Потом вызываю такси и себе. Выкатываю из квартиры два чемодана, оставляю ключи консьержу, предупредив, что девушка с ребёнком, которая жила здесь до этого, заберёт их, в последний раз смотрю на высотку, сажусь квартиру и с каким-то тяжелым чувством на душе еду в аэропорт.

По дороге набираю Иру. Хочется услышать ее голос до того, как самолёт взлетит, но ее телефон не отвечает. Я жду минут десять, барабаню пальцами по обшивке дверцы машины и вновь звоню.

Может, на беззвучном?

Я сдаю багаж, прохожу регистрацию, а Ирина все не берет трубку. Пишу сообщение и иду в зону ожидания. Набираю ещё несколько раз, тревога нарастает. Долбаное чувство внутри, что произошло что-то плохое, не покидает меня. Не расстаюсь с телефоном, даже когда поднимаюсь по трапу, и в последний раз жму на вызов перед самым взлетом несмотря на то, что всех давно попросили отключить телефоны.

Ира не отвечает. Что могло произойти за одну ночь? Я пытаюсь успокоить себя, объясняю это тем, что она могла проспать, например, что, когда самолёт сядет, на моем телефоне уже будет от неё сообщение. Хочется в это верить. Безумно. Но меня настигает разочарование. Через четыре часа от неё ни одного слова. А потом трансфер, знакомство с командой, проверяю машинный журнал и принимаю вахту. Судно уже загрузили, и не успеваю я до конца сообразить, что к чему, как мы отчаливаем от берега. Я достаю телефон, собираясь последний раз сегодня набрать Ирине, пока еще ловит связь, и громко рычу, потому что батарейка села.

— Что за чертов день сегодня?!

Мы становимся на якорь недалеко от Аденского залива, и я не сразу догадываюсь почему. Все еще нервничаю из-за того, что пришлось улететь вот так, не попрощавшись с Ириной, не услышав ее голоса и не удостоверившись, что с ней и малышом все в порядке.

Гул двигателей затихает, слышно лишь, как колышутся волны и время от времени над головой пролетают крикливые чайки.

— В чем проблема? Чего мы ждем? — спрашиваю у второго механика за обедом.