Тот упрямо молчал.

– Я услышал твой план выхода из ситуации. Возможно, план толковый, но ты слишком поздно на него решился, чем поставил под угрозу мою любимую племянницу, свою жизнь и корону, и наши интересы в Румынии. Я долго не вмешивался в ваши внутренние дела, но вы создали проблемы не только себе, но и мне. Так что, теперь, будь добр, изволь послушать мой план выхода из этого кризиса. Первое. Ты незамедлительно объявляешь войну Венгрии…

РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ КОТРОЧЕНЬ. 10 мая 1919 года.

Поняв, куда я иду, и главное с кем я туда иду, из толпы моих людей вдруг проявилась женская фигура в форме генерал-майора Свиты и четко ставя уставной шаг, взяла под козырек.

– Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие! Получена депеша. Где вам угодно будет ее прочесть?

Я взглянул на Кароля. Тот пожал плечами и указал на какую-то дверь неподалеку.

Кивнув царственному собрату, я прошел в указанном направлении, пропустил вперед даму, и закрыл за собой дверь.

– Что?

Ясные голубые глаза смотрят на меня поверх закрывающей нижнюю часть лица форменной маски «От Натали». Голос полон решимости.

– Государь, прошу простить мою дерзновенность, не смею обсуждать ваши повеления, но верно ли я поняла, что Михаил и Георгий будут присутствовать на том балконе?

Киваю.

– Да, все верно, баронесса.

Мостовская смотрела мне в глаза с испуганным отчаянием.

– Простите, Государь, но это просто опасно. Все наши службы задействованы в готовности к экстренной эвакуации Вашей Особы в случае возникновения экстренной ситуации. Разумно ли подвергать угрозе еще и жизни детей?

Я невольно отметил тяжесть пистолета в ее кобуре. А стреляет она очень хорошо.

Отвечаю спокойно:

– Баронесса, возвращайтесь к исполнению своих обязанностей.

Секундное колебание и она, приложив руку к своей пилотке, четко повернулась через левое плечо и сделала шаг к двери.

– Ольга.

Она вновь четко повернулась и замерла, глядя мне в лицо.

– Слушаю ваших повелений, Ваше Всевеличие!

Говорю мягко.

– Оля, так надо. Они сыновья Императора. Они должны привыкать.

Вскрик с ноткой истерики:

– К чему привыкать, Миша? К тому, что их убьют???

Она впервые назвала меня по имени. Но это был неподходящий момент для одергивания.

– Да, в том числе и к тому, что их могут убить. Привыкать повелевать людьми и толпами, а научить этому без практики невозможно. Они Светлейшие Князья и сыновья Императора. Это их судьба.

Ее лицо вдруг дрогнуло под маской, и она всхлипнула:

– Это мой сын!

Мягко киваю.

– Я помню, Оля. Это и мой сын. Сын – Императора.

Мостовская закрыла лицо ладонями и прошептала с отчаянием:

– Да будь все это трижды проклято…

РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ КОТРОЧЕНЬ. КОРОЛЕВСКИЙ БАЛКОН. 10 мая 1919 года.

Внизу, на площади, колыхалась толпа. Монарх вышел на балкон и собравшиеся взорвались приветственными криками, хотя я опытным слухом ясно улавливал напряжение и понимал, что если сейчас Кароль скажет что-то не то, нас просто возьмут штурмом. Во всяком случае, Климович и Слащев действительно всерьез готовили план экстренной эвакуации из дворца в здание посольства Единства, а генерал Дитерихс не менее серьезно готовился к возможным боям в городе. В самом критическом случае мы готовы были начать бомбардировку Бухареста.

Дождавшись момента, когда гул толпы пойдет на спад, Кароль делает приглашающий жест рукой и я выхожу на балкон, встав рядом с румынским собратом. Толпа вновь заревела, но приветливости в этом реве было, мягко говоря, несколько меньше, чем можно было ожидать от людей, благодарных России за освобождение Румынии всего-то полтора года назад. Впрочем, чему я удивляюсь?

Да, наша разведка, военная миссия и посольство верно описывали настроения и ситуацию здесь. Возможно, в этом была и наша недоработка, но и Суворин не всесилен. Так что сначала в массах местная пропаганда всячески раздувала завышенные ожидания к России, которая чуть ли не должна была обеспечить быстрый рост уровня жизни в Румынии и прочие молочные реки с кисельными берегами, а затем пресса начала «выражать удивление отсутствию всякой помощи братьям-румынам со стороны Единства и Новоримского Союза», хотя и помощь была, и закупали мы румынскую сельхозпродукцию в очень приличных объемах, но все это власть предержащие старались «не замечать» и до масс не доводить. Ну, тут, конечно, сыграло свою роль то, что мы закупали большие объемы у больших же производителей, то есть у крупных помещиков, так что до низов румынского общества от наших денег доходили лишь крохи.

В общем, к моменту Трансильванского кризиса, негатив в наш адрес серьезно накопился в местных общественных настроениях. А уж, когда стало ясно, что ни Единство, ни весь Новоримский Союз не станут сломя голову объявлять войну, в ответ на «преступное нападение Венгрии на союзника по НРС», то тут уж страсти начали бушевать весьма серьезные. Да так, что в нескольких русских и итальянских торговых фирмах были побиты окна.

А тут еще и объявленный Каролем ультиматум Венгрии. Ультиматум, означавший войну, войну, на которую Россия не явится. Со всеми вытекающими.