Сразу после похорон власть в доме переменилась. «Король умер! Да здравствует король!», вернее королева.

И пошло: и не расшвыривайте свою обувь, и накрывать стол сто раз не буду, так и знайте! И что это за стипендия вместо получки? И чтобы не один бородатый сюда ни ногой! Развели тут трактир! Убирай за ними!

Сергей угрюмо огрызался, а Вера трусила и молчала. Отношения молодых трещали по швам. Вера стала всё чаще задерживаться у Ленки, своей школьной подружки. Там, в квартире Лены и её сумасшедшей бабки студентами театрально училища устраивались упоительные вечера.

Здесь читали стихи, звенели гитары, и хлопали шампанским красивые мужчины! Сумасшедшая бабушка принимала участие в их молодёжных бесчинствах, много курила, прикладывалась к рюмочке. Рассказывала истории из своей бурной молодости. По всему видать, бабушка была ещё та дама!

Каждый раз после посиделок ей бывало так плохо, что она ложилась умирать и делала последние распоряжения.

Бабка приказывала себя похоронить по – человечески, то есть: ни в коем случае не кремировать. Она считала, что в следующей жизни кремированные люди возрождаются неграми. Негром бабушка быть не желала ни при каком раскладе. Видать, ко всему была ещё и расисткой.

Верочка начала врать, а муж сидел вечерами один в их маленькой комнате и сходил с ума. С ним из кухни, гремя посудой, вела диалог тёща. На повестке дня был один вопрос: где твоя жена, придурок?

Придурок потерпел ещё полгода и ушёл. В один день, никому ничего не говоря, собрал вещи и ушёл опять на съёмную квартиру.

Тёща вздохнула и со словами: «Пусть катится! Воздух будет чище!», перекрестилась. А то, действительно, корми его тут, физика этого с зарплатой – стипендией, которую стыдно даже озвучить!

А её беременная дочь билась в истерике. Муж ушёл, даже не зная, что у него должен родиться ребёнок. Вера бросилась к матери. Мама кричала: «Только аборт!» Но тут дочь неожиданно встала на дыбы и заявила, что всенепременно родит, во чтобы – то, ни стало, родит! Тогда мама поменяла тактику. Надо вернуть в семью загулявшего физика.

Дочь идти на поклон к мужу не хотела. Пошла мама. Но не к зятю, а к директору института, в котором на благо российской науки трудился Сергей. На всякий случай, чтобы не было осечки (чтобы уж наверняка!), обрисовала зятя в очень нелестных тонах. Директор смутился, но обещал провести среди ученого, но ветреного мужа воспитательную работу.

Но разговор с физиком вспыльчивый директор повёл не грамотно, на агрессивной ноте, за что был послан так далеко и точно, что просто обалдел. К утру шок у директора прошёл, а на дверях лаборатории Сергея Николаевича висел насмешливый базарный замок.

Документы выдали на руки незамедлительно, и катись на все четыре стороны сизым голубем. Кстати, так и не узнав, что ты уже без пяти минут отец! Вывод напрашивался один: в общении с начальством, не мешало бы быть более осмотрительным и толерантным!

А Верочка считала себя преданной и покинутой, и скоро вняла маминым трезвым доводам и отправилась на ликвидацию в себе зарождающейся новой жизни. Через месяц позвонил Сергей, просил о встрече. Вера категорически отказала. Так два человека любя и нуждаясь друг в друге, надолго растерялись в лабиринтах большого города.

Утром мама ещё раз сообщила Верочке, что та гибнет и объявила, что едет отдыхать в Хорватию недели на три. Мама уезжала! Это было просто счастьем! С отъездом мамы для Веры наступала относительная вольница, и душа обретала комфорт.

Кстати, второй раз замуж Вера вышла именно когда мама была в отъезде. Тогда она поставила маму перед фактом. Ей повезло – репрессий не было потому, что Сима сама собиралась замуж за очень положительного человека. И пристроенная дочь в доме лучше, чем никому ненужная учительница музыки. Долго жить вместе они, конечно, не смогли, и мама купила им с Вовчиком большую светлую комнату в хорошем районе.

Но хороший район располагался близко от съёмной квартиры первого мужа. Из передового учёного первый муж превратился в крепко пьющего мужика с сентиментальной слезой в глазу.

Он повадился таскаться к Вере с мольбами о возврате былого. То, что Вера, на минуточку, замужем, его нисколько не смущало. Он выпивал свои триста грамм, прислонялся к звонку и требовал окончательного разговора.

Вера выходила, ложилась спиной на дверь и долго уговаривала его одуматься и не трепать ей нервы. Помогали уговоры мало. Частенько муж аккуратненько укладывался ночевать на половике у Вериной двери. Муж, который второй, впадал в праведный гнев:

– Уйми своего идиота! Сколько можно спать под нашей дверью? Что ты хочешь, чтобы я ему морду набил? – второй срывался на фальцет.