Главное здесь не мое прошлое. А Бьернсоны. Для мамы дядя Хрут, как родной брат, хоть родными они не являются. Дядя, а ему уже шестьдесят пять, тоже счастливо женат и имеет дочь и сына. Эрике, его дочери, уже тридцать. Нас давно мечтают поженить, тем паче по слухам от матери, девушка в меня влюблена без памяти. Я долгие годы рассказываю родителям, что не женюсь, потому что никак не могу найти свою судьбу. Хотя на самом деле проблема в другом… Я не соглашался на этот брак. И все же недавно согласился, по этой причине и прибыл в Стокгольм, погостить пару недель в доме Бьернсонов. Узнать Эрику, подружиться и может быть жениться. Почти песня. И она могла быть веселой, если бы не была столь грустной.

Я согласился на эту авантюру, решив для себя, что ничто мне не помешает через пару лет и вправду развестись с Эрикой. В конце концов, для чего и существуют браки? Все это лишь формальность…

Мы приехали с опозданием. Мэйли было бросилась вытаскивать чемоданы из багажника – никак мне ей не объяснить простую истину, кем бы она ни трудилась, это мужская забота тяжести таскать. Почти отпихнув китаянку без каблуков бывшую с меня ростом, собрал в охапку чемоданы. В руки не поместилась только одна сумка – ее моя помощница и ухватила, победоносно фыркнув в мою сторону.

– Я тебе позже отомщу.

– Угу. Если время найдете, господин.

Помощница мотнула головой в сторону двухэтажного дома. На пороге нас уже ждал высокий лысый мужчина в льняных брюках и рубашке. Рубашка эта местами расползалась в стороны на его выдающемся животе.

– Дядя Хрут! – я расплылся в улыбке.

Помню старикана только по фотографиям и рассказам матери. Но бьюсь об заклад – обо мне в этой семье знают всё и даже больше. Что-то я уже начинаю жалеть о своем благородном решении и о надежде отдохнуть в узком семейном кругу. Двадцать четыре на семь под прицелом бдительных Бьернсонов могут мне показаться далеко не такими радужными, как я себе до сих пор представлял.

– Бруни, мой мальчик! Мы тебя заждались! Обед остыл. Если бы ты не заморачивался на счет этой машины, а разрешил себя встретить хотя бы Эрике – давно был бы дома.

Поднявшись по ступенькам, я прямиком угодил в объятья дядюшки.

– А вы… – он заметил мою спутницу. – Вы, я знаю, – показал на нее указательным пальцем и прищурил карий глаз. – Вас зовут… Хельга мне говорила по телефону… Как же, у вас такое красивое имя…

– Мэйли Чжао, господин, – поклонилась одной головой китаянка.

– Да! Точно! Мэйли! Мэйли – это имя, а Чжао фамилия. Я правильно все понял?

– Правильно, господин.

– Ну, так и запомню. Очень хорошо, – дядя похлопал меня по спине несколько раз. – Добро пожаловать, сынок. Бросай сумки на пороге и сразу к столу. Вещи позже разберете, у нас ты дома. А дома первым делом надо что? Правильно, есть!

Дядя расхохотался прокуренным голосом, вошел в дом следом и закрыл дверь. Я даже спорить не стал, действительно бросил сумки прямо на пороге и отправился в указанном направлении. Дорога была долгой, есть хотелось жутко. Я не Чжоу, науки долготерпения в любых обстоятельствах не обучен. Есть, так есть!

Я хлопнул в ладоши и потер их друг о друга:

– Так, говорите, пора обедать? – подмигнул дяде.

– Самое время, Бруни! Самое время!

Мы прошли через холл, китаянка следовала за мной по пятам. Она прекрасно знает мое отношение к ее выкрутасам в гостях и дома стоять у меня за спиной и ждать опасности. С трудом удалось договориться, что я буду решать, в каком доме ей сидеть рядом со мной за столом, а в каком стоять за моей спиной. У нас даже есть секретный знак, который я подаю ей и Мэйли понимает, что ей делать.

– А вот и все наше семейство Бьернсонов, – дядя выскочил из-за наших с китаянкой спин словно черт из табакерки. – Знакомься, слева направо. Моя жена, Оливия Бьернсон.

Я учтиво кивнул худенькой светловолосой женщине, только что поставившей блюдо с мясом в центре стола. Она вытерла руки о полотенце, которое вынула из кармашка хлопчатобумажного фартука и кивнула мне в ответ:

– Добро пожаловать, Бруни. Мы уже заждались!

– Мы очень спешили! – я растягивал улыбку как мог, потому что уже увидел краем глаза свою “суженую”.

Молодая женщина была копией моего дяди. В молодости он был брюнетом – Эрика оказалась именно такой. Пухленькая, низенькая со скучным лицом. Боже мой, почему ей не досталась внешность матери? Эти голубые глаза, густые светлые волосы и тонкий стан. Завораживающие своей простотой и в то же время некоей правильностью черты лица, которые, мне так померещилось, я уже когда-то где-то видел…

– А это Эрика! – прогремел Хрут. – Наша красавица-дочь! Наша гордость! Ты знаешь, что она влюблена в тебя с детских лет?