Земля в их краю – одна из самых хороших и плодородных, она дает пшеницу, ячмень и особенно просо; травы вырастают там до высоты почти в два фута и их более чем достаточно для корма скота. В этой стране прекрасные и обширные леса, где водится много животных; в их числе можно отметить куницу и дикую кошку, мех которых высоко ценится. Склоны и долины орошаются тысячей различных источников, освежающих зелень и умеряющих летнюю жару.

Карачаевцы разводят лошадей прекрасной породы; среди них есть такие, которые в Европе стоили бы до двух тысяч франков [4] . В большом количестве там водятся волы и овцы. Как правило, жители питаются бараниной; они также выделывают весьма хорошего качества масло и сыр.

С тех пор как в крепости Нальчик устроили школу для туземных детей, многие старшины ближайших к форту народов стали посылать сюда своих детей для обучения чтению, письму и разговорному русскому. Среди этих детей более выделялись карачаевские и дудурские чада, особенно первые, ибо, верно говоря, карачаевцы, вероятно, из всех областей Кавказа наиболее восприимчивы к цивилизации, потому что они менее расположены к грабежу, чем их соседи черкесы и абазины. К тому же у них богатая территория, как говорит Клапрот, и они никогда не выходят за пределы своих гор. Если бы кто-нибудь поднялся, как я, по притокам Кубани к ее истоку, то увидел бы и восхитился прекрасными лесистыми холмами, обширными плато, покрытыми растительностью с длительной вегетацией, долинами, орошаемыми реками и бесчисленными ручьями. 16-го числа утром, собрав кибитки, лагерь снялся. Любопытно было наблюдать, как калмыки ловко собирали кибитки и устраивали их на спинах верблюдов, которые опускались на колени и терпеливо ждали, когда взгромоздят тяжелую поклажу. Верблюдов было шесть.

Вскоре мы отправились в путь и дошли до подножия горы Бермамыд, высотой 8 тысяч футов. Спустя три часа мы дошли до плато Жидашту на высоте 6 или 7 тысяч футов. Ущелье, которое ведет к плато, и то, что ведет в Хасаут, можно защищать небольшими силами против превосходящих сил противника.

На время всего пути генерал выбрал квартирмейстера; в его обязанность входило искать травянистое плато для стоянок, с водой и лесом для обогрева.

Едва мы установили кибитку, как выпал сильный град, захвативший нас врасплох, и повлек за собой сильный ливень, который привел наше пристанище и амуницию в ужасное состояние, и нам пришлось ночевать на мокрой траве. Мы испытывали неудобства, так как не было матрасов и одеял. Следует заметить, что мои спутники начали испытывать офтальмию (воспаление глаз) на пятом переходе. Губы у них набухли, а кожа на лице заиндевела и покрылась пятнами.

На следующий день погода улучшилась и идти стало легче. Наши голодные лошади набрасывались на траву, которая здесь уже имела после дождя вязкий, как в благоухающем саду, запах.

Во время нашего перехода приехал татаро-ногайский князь Атакай Мансуров со своей свитой. Он льстил генералу комплиментами, скорее всего, с целью выведать цель экспедиции.

После 20-верстного перехода мы разбили лагерь на плато под названием Харбаз. Мы незаметно приблизились к Эльбрусу, который в этот момент был скрыт густыми облаками. Какое-то время шел дождь и помешал нам совершить экскурсию в окрестности нашего лагеря. Тем не менее генерал вызвал офицеров-минералогов для исследования соседних гор, и спустя некоторое время они принесли свинец и каменный уголь, который прекрасно горел сильным пламенем.

18-го числа наш лагерь продвинулся еще на 18 верст вперед. Палатки установили близ небольшого леса. Здесь мы обнаружили прекрасную траву. В долине был источник свежей воды хорошего вкуса. Господа натуралисты беглым взглядом осмотрели окрестности, собрали большую коллекцию редких бабочек, цветов и растений разных видов.

Мы еще находились в лагере, как кто-то пришел известить генерала о находке в четырех разных местах ископаемого угля. В то же время кабардинец принес треножник, найденный им, по его словам, в Приэльбрусье, в горах, покрытых снегом. Этот треножник весил примерно 10 ливров (ливр – 400 граммов), а высота его была примерно 15 футов (33 см), и в диаметре он имел такую же величину. Судя по тому, как железо было отполировано и нигде не поржавело, можно было предположить, что это был чугун; местные жители рассказывали, что они слышали от своих предков, как Ноев ковчег остановился сначала у вершины Эльбруса, а затем ветер отнес его к Арарату. Как бы там ни было, можно предположить, что туземцы, жившие по соседству с Эльбрусом, не преминули бы приблизиться к этой величественной горе, которую они всеми силами стараются, прежде всего, скрыть от иностранцев.

Господин Клапрот и многие другие путешественники просто думали, что горцам нравилось распространять басни по этому поводу. Чудеса вообще нравятся людям, вот почему мы видим и людей ученых, но энтузиастов, которые любят относить истоки их понятий к сотворению мира.

Сильный дождь длился весь день и заставил нас продлить наше пребывание в лагере до следующего дня. В это время каждый предавался своим занятиям и изысканиям. Интересно было видеть одного из наших ученых, вооруженного тысячами булавок, накалывающего на картон мошек и бабочек, чтобы затем упрятать их в приготовленные для этого коробочки. Другой ученый, имея громадную стопу бумаг около себя, укладывал между двумя листами редкие цветы и растения, собранные в пути. Третий – приводил в необходимый порядок математические инструменты и телескоп, который он вскоре должен был навести на устрашающий Эльбрус. Что касается господина Купфера, человека весьма образованного, мягкого характера и приятной внешности, то он делал записи и готовил доклады для Санкт-Петербургской академии наук. Надо отдать должное прилежанию, деятельности и уму этих господ. Академия сделала отличный выбор, доверив им эту прекрасную миссию, которую они, вероятно, выполнят к удовольствию правительства и этого блестящего общества. Ученый мир скоро сможет поздравить себя с тем, что результаты их исследований увидят свет.

24-го числа лагерь снялся, и все пошли к этой громадной горе. Мы были отделены от нее последним укреплением, которое нужно было пройти, чтобы добраться, наконец, до подножия Эльбруса. Нам предстояло подняться до 800 футов над уровнем моря. Из всех возвышенностей, на которые мы до сих пор взбирались, она была наиболее обрывиста, вследствие чего нам было очень трудно подниматься на вершину. К тому же, во время восхождения густой туман объял нас, заставил остановиться и пережидать более двух часов, пока не прояснилось.

Мы шли по тропинке между пропастью, примерно 500 футов глубиной, и скалами, которые поднимались вертикально, оставляя нам уступ шириной в аршин.

Артиллерия, багаж, фургоны и верблюды были оставлены в лагере, который мы только что покинули.

Мы шли медленно, у каждого была палка с железным наконечником. Мурза-Кул возглавлял колонну, генерал следовал за ним, а я, опираясь на свою саблю, шел следом за ним. После каждых десяти шагов нам приходилось останавливаться и переводить дыхание. Чтобы воодушевить нас, Мурза-Кул, этот добрый старик, порой, покрикивал: «Хайда, мадьяр! Хайда! – что означает: «Вперед, мадьяр, смелей!» – и выспренно добавлял: – Брат мой, вспомните, что мадьяры никогда не оставались позади».