— Магические способности не наследуются. Насколько мне известно.

— Ты поняла, о чем я.

— Я против совсем других сюрпризов. Не тех, которые несет открытие нового.

— А если, допустим, какой-нибудь ученый откроет способ уничтожить любовь? Сделать всех такими, как мы? Что ты с ним сделаешь? Пошлешь палачей?

Изольда на мгновение задумалась.

— Нет, — сказала она. — Я дам право каждому выбрать, воспользоваться ли его открытием. Недостойные свободы откажутся сами. И их будет абсолютное большинство… увы. Причем дело не в том, что они не способны на сознательный выбор из-за моей магии. Она влияет только на эмоции. Влияет очень сильно, да. Но она все-таки не уничтожает мыслительные способности. Самостоятельно избавиться от нее не может никто, даже человек с сильной волей — в этом отличие от обычной любви. Но по крайней мере хотеть этого он может. А ты? — спросила вдруг Изольда. — Ты бы применил открытие этого ученого ко всем сразу, не спрашивая желания?

— Да, — честно ответил Кай. — Ты отчасти права, общение с твоими рабами навело меня на те же мысли… и все-таки некорректно спрашивать у больного, хочет ли он лечиться, пока его мнение формируется под влиянием этой же болезни.

— Ты бы просто обнажил пустоту в их мозгах, которую они сейчас заполняют любовью.

Думаешь, они бы стали заполнять ее умом? Как бы не так! Уму там неоткуда взяться. Они бы нашли себе другие заполнители — пьянство, например, или азартные игры… То, что ты предлагаешь — это все равно что учить плавать, сталкивая в воду. Некоторые выплывут, но слишком многие потонут.

— Тем, кто потонет по причине пустоты в мозгах, туда и дорога.

— Так ведь они не совершат дружно самоубийство, хотя даже такой результат тебе бы вряд ли понравился. Просто представь, как отразится на экономике — да и не только — одновременное самоубийство большей части населения… Но, повторяю, они этого не сделают, а пустятся во все тяжкие, пытаясь наверстать утраченное другими пороками. И породят хаос не меньший, а возможно, и больший, чем все влюбленные безумцы и преступники, совершающие преступления на половой почве.

— Думаю, что меньший. Во всяком случае, в долговременной перспективе. Другие пороки не столь сильны и не столь популярны. И не столь разрушительны для способности мыслить здраво. Пьяный протрезвеет уже на следующий день. У влюбленного этот процесс затягивается на куда больший срок… иногда и на всю жизнь. И потом, кто сказал, что с пьянством и прочим тоже не надо бороться?

— Ты хочешь лишить людей цели.

— Цель разумного существа — познание и творчество. А вовсе не… — Кай сделал брезгливый жест.

— Ну так и какой процент среди людей составляют разумные существа? — усмехнулась Изольда.

— А ты хочешь дать им цель — служить тебе.

— Раз уж они все равно — стадо, им нужен пастух.

— В дикой природе стада обходятся без пастухов. Смертность там выше, но зато и выживают самые сильные и умные особи. Которых пастухи отправили бы на мясо первыми, чтобы не нарушали общей гармонии… Я бы мог согласиться, если бы ты влюбляла в себя только дураков. Допустим, они ничего лучшего и не заслуживают. Но твоя магия действует и на умных.

— Ты сам только что сказал — далеко не все умные разумны.

— Но и не все разумные, насколько я понимаю, обладают нашим иммунитетом к любви. То есть разумность они под твоей властью утратят. И вот это мне уже совсем не нравится.

— Что поделать, моя магия не работает избирательно. Я бы сама предпочла иное, но… Пусть тебя утешит то, что, как я уже говорила, я не собираюсь влюблять в себя все человечество.

— Меня это не очень утешает. Все равно общее количество разума в мире уменьшится — пусть даже и ради того, чтобы он получил верховную власть… Мне, вероятно, не следовало говорить с тобой так откровенно?

— Напротив. Если бы на вопрос о готовности уничтожить любовь ты ответил «нет», я бы поняла, что все еще не могу тебе доверять. Нет, я, в принципе, согласна с твоими идеалами… но если бы все люди были разумными, кто бы чистил выгребные ямы? Только не говори мне, что готов лично взяться за это дело, вознаграждаемый исключительно мыслью о необходимости и целесообразности такой процедуры.

— Если бы все люди были разумными, — парировал Кай, — они бы уже придумали какие-нибудь машины, решающие эту проблему. Магов, кстати, это тоже касается. А то повелевать ветрами и молниями и проходить сквозь стены они могут, а… Если есть слуги, убирающие за ними дерьмо, зачем напрягаться? В конце концов, это было бы даже неэтично — золотари лишились бы жалованья… А слуги смотрят на господ и тоже думают: если мудрые маги хранят нас от неурожаев, эпидемий и прочих катастроф, да еще и говорят нам, что делать, зачем напрягаться? Убирай дерьмо — получай за это плату — просаживай ее в кабаке и с девками. Жизнь прекрасна. И удивительна.

— Ладно, — сказала Изольда, глядя на сгущающиеся за окном сумерки, — в любом случае этот спор чисто теоретический. Люди такие, какие они есть, и нам приходится с этим работать. А ученого, способного избавить их от любви или подарить побольше разума, у тебя все равно нет, не так ли?

— Увы.

— Ну что ж, — она поднялась. — Увидимся возле Кербельсбурга. Я пришлю за тобой, когда все будет готово.

— Как мне убедиться, что это будут действительно посланцы, выполняющие твою волю?