Утром отправилась на старую работу, но на новую, временную должность. Лада обрадовалась моему возвращению больше чем я ожидала.

– Лада, подготовь отчеты и расписание по которому Павлу Григорьевичу предстояло работать. Отчитайся через час о… - завалила бедную помошницу работой и сама окунулась в неё.

Спустя несколько часов весь отдел гудел моим возвращением и внезапным повышением.

– Маша… временно. Я здесь временно занимаю кресло Павла Григорьевича.
– в десятый раз объясняла я подруге.

– Да какая разница?
– радовалась она.
– Всем очень жалко Павла Григорьевича, но с его отсутствием в отделе царит мир и спокойствие.

– Неужели?

– А то!
– развалившись на кожаном диване начальника лепетала она.
– Никто не бегает в панике, не нервничает, все отдыхают и не спеша выполняют свою работу.

Зря ты это сказала, конечно.

– Значит, пока кошка спит, мышки пируют?

– Что-то вроде того… Юль, ты чего такая хмурая?
– запоздало спохватилась девушка.

– Закрою глаза, на первый раз, на твое поведение, но сейчас же иди и предупреди каждого, что если показатели упадут или кто-то не успеет сделать поставленные задачи на сегодня, я лишу весь отдел премии. Даже не думайте, что раз Исаев попал в больницу, то я буду закрывать глаза на такую безответственность.

Маша, побледнев, кивнула и покинула кабинет.

Дружба дружбой, но работа ждать не может. Следующие несколько дней все шло гладко. Отдел закипал возмущаясь увеличенной нагрузкой, но работал, как часы, а я все думала о том как поживает Павел.

Каждый раз замечая на запястье браслет с грустью вспоминаю о мужчине. Приехать навестить не удается из-за большой, внезапно навалившейся нагрузки, да и смелости нет. Начальник ясно дал понять, что видеть меня не хочет, злиться и обижается, а может вообще не вспоминает. Одно радует… сегодня я возвращаюсь домой. Мишка сосед предупредил, что всю мебель вернули в целости и сохранности, и, что он лично расставил её по местам.

Павел

– … вас сопроводят на процедуры. Главное помните, что никаких нагрузок. А сейчас давайте я вас осмотрю. Полина, помоги расстегнуть Павлу пуговицы.

Молодая медсестричка быстро подбежала и ловко расправилась с пуговицами на пижамной рубашке, заинтересованно заглянула в глаза и с легкой улыбкой отступила пропустив ближе ко мне врача. Мужчина осмотрел место покрытое синяками где сломаны ребра.

– Повязку сменить.

– Да!
– пискнула медсестра на ворчливый тон пожилого доктора и метнулась из палаты.

Закончив осмотр и осмотрев свежие рентген снимки он заключил.

– Исаев, жить будите. Все заживет и через несколько месяцев будите вести привычный образ жизни, а пока отдых и реабилитация. С рукой аккуратно, Полина, заканчивай перевязку и подходи в следующую палату.

Врач удалился оставив меня в руках девушки.

Медсестра с интересом поглядывает, будто хочет о чем-то спросить. Вопросительно уставился на смущающуюся девушку, она испуганно опустила глаза к медицинским лентам и ускорилась обматывать меня бинтами.

– Ты так смотришь…

– Как?
– замерла та.

– Заинтересованно.
– дразню девушку. Та покраснела, глазки забегали.
– Спросить что хочешь или влюбилась?

Каждый день новая медсестра и каждая из них смотрит одинаково. Конечно же я вижу когда нравлюсь женщинам, а их в больнице не мало.

– Спросить хотела.

– Спрашивай.

– … того, кто это с вами сделал, ещё не поймали?

Улыбаюсь.

Каждая спрашивает одно и тоже.

– Нет. Ещё не поймали.

Девушка закончила с бинтами и помогла натянуть на плечи домашнюю рубашку, начав застегивать пуговицы.

– Я помню утро когда вас привезли, только смену сдала и на выходе видела.
– робко глянула.
– Вы тогда были в крови и без сознания, - блондинка закончила и отступила на шаг.
– выздоравливайте.

Медсестра, конечно, симпатичная и милая, но в голове другая. Особенно, когда я уже все решил для себя, отпустил её, уступил ей. Беспокойство и мучительное томление по Юле терзают меня и невероятно злят.

После того невероятного утра я ни о чем не могу думать. Каждый раз вспоминаю её нежную кожу, затуманенный взгляд полный желания и тонкие пальцы, что скользили по моему телу вызывая дрожь. Даже сейчас тело реагирует на воспоминания, вызывая непрошеную эрекцию. Раздражает.

– Папа!