Я поднялась, и, подхватив ведро, стала осторожно пробираться к колодцу. Кое-где валялись окровавленные тряпки, обгоревшие свитки, даже…золото? Осторожно подняла монетку и рассмотрела поближе: и правда. Целых пять империалов. Да на эти деньги мы можем месяц ни в чём не знать нужды! Я осторожно, оглядевшись по сторонам, припрятала монету в лиф. Отец перевязывал чистой тряпицей голову одному из выживших. Ещё одна пара в обтрепанных взрывом плащах бродила по развалинам. Я подумала о том, что нужно бы тоже побродить: наверняка уцелели книги. Вряд ли мне разрешат хранить их дома, но по части создавать тайники равных в нашей деревне мне не было. И империалы стоит тоже припрятать, только не на глазах у служителей Светлейшей инквизиции.

Набрала воды и резво зашагала в дом: бардак мать не терпела, а проявлять даже простейшую бытовую магию для меня было сродни самоубийству. Когда совсем рядом бродят настолько высокопоставленные гости, излишнее увлечение заклинаниями приведёт к ненужному вниманию. Да и отец с матерью надают тумаков и, чего доброго, с радостью закроют меня в подвале.

Под бубнёж матери я оттёрла от грязи пол в кухне и побежала менять воду. Леность родительница не уважала, и считала своим первейшим долгом отучить от неё наглую старшую дочь.

Снаружи мало что изменилось: отец беседовал с раненым, двое других ищеек всё так же шерстили окрестности. Я поджала ушки, и, не оглядываясь, сделала ещё одну перебежку к колодцу.

Сестрёнки были в своей комнате. Мелоди, средняя из нас, обнимала малышку, которую ощутимо трясло. Я погладила Алану.

— Успокойся, мелочь, нас это никак не касается, — я мало верила своим словам, мне передалось беспокойство матери, да и соседи наши, те, чьи дома находятся вне зоны видимости нашей халупы, наверняка расскажут заезжим гостям, что старшая девчонка семейства Исий бегала к придурковатому старику чуть ли не каждый день и чёрт знает чем там занималась…

Но пока службе Светлейшей инквизиции было не до этого. Я, отлипнув от мелкой, отжала тряпку и начала драить пол в нашей небольшой, аскетично обставленной комнатушке, где кроме трёх лежаков, набитых соломой и пары самодельных полок, десятка крюков для старой одежды, ничего-то особо и не было.

— Рийзе, чего ты там возишься?! — донёсся с кухни истеричный крик матери.

Я дотёрла последний угол, и, бросив взгляд на сестёр, у которых есть время на страх, выбежала из комнаты.

— Чего, мам? — я застыла в дверном проёме. — Мне осталось вашу спальню ещё прибрать и коридор.

Мать хотела возразить, но передумала и скупо обронила:

— Потом за хворостом сходишь. Да побольше принеси, не столько, сколько в прошлый раз!

Очаг в нашем доме на диво прожорлив. Кажется, вчера вечером я принесла более чем достаточно, но нет, действительно, в сарае валялась лишь жалкая горстка. Вот почему бы матери не отправить за дровами отца? Он принесёт не легких веточек, а настоящих, увесистых и жарких дров, которых хватит дня на три, а то и на четыре. Повернув голову в сторону батюшки, я тут же отвернулась. Он пошатывался, а значит, принял на грудь более чем достаточно для «свободного от забот» выходного. Впрочем, собеседника в ободранной накидке это ничуть не смущало: он внимательно слушал пьяный лепет отца, что-то увлечённо рассказывающего.

— Ри, а ну иди сюда! — наконец заметив меня, позвал папа.

Я опустила полное ведро на землю и спешно приблизилась к нему.

— Здравствуйте, — совершив полупоклон, поприветствовала гостя. — Чем могу быть полезна?

— Хорошенькая у вас дочь растёт, — задумчиво сказал пришелец. — Скажи, милая, ты была знакома со своим соседом?

Я кивнула. В действительности же от такого приторного обращения мне хотелось вцепиться этому уроду с забинтованной головой в лицо, располосовав когтями его загорелую, холёную морду.

По сравнению с папой этот человек действительно выглядел аристократом: светлые локоны, кристально чистые, цвета топаза глаза и загорелая, едва отливающая бронзой кожа. По сравнению с батюшкой, небритым, краснолицым, кое-как подстриженным, инквизитор казался сказочным принцем. Но, как говорил учитель Аарон: «Внешность — далеко не единственный критерий хорошего человека». И я была склонна верить почившему старику, нежели своим ощущениям.

— Я знаю господина Аарона, — нарочно не называя соседа «учителем», ответила я. — Часто ему помогаю по дому, он слишком стар даже для того, чтобы обслужить себя самостоятельно в быту…

Нарочно, сбивая с толку гостя, я говорила в настоящем времени, чтобы по его реакции понять, жив ли учитель?

— Вынужден признаться, деточка, твоего дедушки-соседа уже нет в живых. Мне очень жаль. — Инквизитор состроил грустную мину.

Я демонстративно вздохнула.

— Жаль, господин Аарон был очень добр ко мне.

Светловолосый рассмеялся и потрепал меня за ушко. Терпеть не могу, когда меня хоть кто-то трогает! Но пришлось вымученно ему улыбнуться.