Шрифт:
Я сглатываю.
— Да.
— Думай об этом следующие несколько минут, потому что я собираюсь трахнуть тебя так, будто ненавижу.
Он толкается внутрь меня, мои глаза закатываются от удовольствия. Мэддокс касается моего горла рукой. Грубо трахая, прижимается ко мне. Шероховатая кирпичная стена царапает спину, но я ничего не чувствую. Ничего, кроме его вторжения внутрь меня. Вскоре его губы касаются моих, язык скользит в рот, когда мы оба кончаем.
Парень опускает меня на землю, мы оба тяжело дышим. Я поправляю топ и волосы, а затем разворачиваюсь и ухожу от него.
— Аметист! — кричит Мэддокс, преследуя меня. Я смахиваю злые слезы с глаз, когда он, наконец, догоняет меня. Рука тянется ко мне, но я отстраняюсь, свирепо глядя на него.
— Почему? — кричу я, ударяя его по груди. — Почему ты трахнул меня? Ты разрушил мою жизнь, Мэддокс! Ты бросил меня! Ради неё!
— Ради Кеннеди, Аметист! Бл*дь! — Он дергает себя за волосы.
Я сбрасываю туфли. Дурацкие е*аные каблуки. Чья это была идея надеть эти дурацкие вещи? Я убегаю от него.
— Мы оба знаем, что ты не сможешь убежать, детка, — кричит Мэддокс.
Ублюдок.
Через десять секунд я начинаю пыхтеть.
— Мудак.
Замедляюсь до очень быстрого шага. Он снова догоняет меня, его рука тянется к моей.
— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, проводя своими пальцами по моим.
— Нет, не хочу. У меня есть парень…
— … который, бл*дь, кусок дерьма.
Я смотрю на него.
— Ты его не знаешь!
Мэддокс фыркает.
— Не нужно знать людей, чтобы понять, что они, бл*дь, кусок дерьма, Аметист. Некоторые люди не скрывают своих грязных е*учих недостатков, они выставляют их на всеобщее обозрение — вот насколько они дерьмовые!
— А ты? — Спрашиваю я, вдруг устав от всего дерьма и ссор. — В каком спектре находишься ты, Мэддокс?
— Я могу находиться, где угодно, там, бл*дь, где находишься ты.
Он достает телефон.
— Стой здесь, я позвоню Рокки.
Останавливаюсь, потому что устала. И голодна. Мэддокс ведет меня к скамейке, я сажусь рядом с ним, наблюдая, как ветви деревьев, выстроившихся вдоль улицы, раскачиваются на ветру.
— Я любила тебя.
— Любишь, — поправляет он.
Я делаю паузу.
Мэддокс продолжает.
— Ты кто угодно, Аметист, но не лгунья, так ты хочешь доказать, что я неправ, и соврать прямо сейчас?
Его пальцы переплетаются с моими. Я делаю глубокий вдох. Чувствую его запах на своей одежде, на своей коже. Внутри меня… теперь он присутствует физически, не только в голове, не только там, где я могу его спрятать.
— Люблю.
Я резко отстраняюсь от него и закрываю лицо руками, упираясь локтями в колени.
— Боже, Мэддокс! Я не переживу если ты оставишь меня ещё раз! — Поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит вперед, его челюсть сжимается. Парень словно таймер, неизвестно, как быстро он потеряет самообладание.
У меня есть три секунды.
— О твоей истории с водкой и поездке в больницу мы поговорим позже.
Я закатываю глаза.
— Не закатывай свои гребаные глаза, Аметист, или я трахну тебя так жестко, что ты усомнишься в том, что тебе нужна жизнь.
Я вздыхаю, словно наказанный подросток.
— Знаешь, что… — подъезжает лимузин, и я встаю. — Наконец-то!
Сажусь на заднее сиденье, скрестив руки на груди.
— К тебе или ко мне? — Спрашивает Мэддокс, как будто ответ ему уже не известен.
— К тебе, но сначала еда.
Глава 26
БЕЛЫЙ. ВСЕ СТЕНЫ БЕЛЫЕ. Ненавижу белый. Почему отели используют этот цвет? Это, вероятно, худший цвет, который можно выбрать, учитывая, насколько дорого будет обходиться уход. Сколько, бл*дь, раз им придется перекрашивать стены? У меня болит голова. Со стоном я выползаю из постели, стараясь не разбудить Мэддокса.
Иду на кухню и завариваю кофе, ожидая, когда меня накроет чувство вины. Я ненавижу обман, ненавижу его, но почему не чувствую себя виноватой? Я никогда в жизни не изменяла Мэддоксу. Могу сказать со стопроцентной уверенностью, что скорее оторву себе руку, чем когда-либо изменю Мэддоксу, так верна ли поговорка о том, что леопарды никогда не меняют своих пятен? Я думаю, что это больше связано с тем, ради кого стоит их менять.
Я шлюха.
О Боже.
Массирую виски.
— Е*ать.