— Иногда это лучшая тактика, сэр.

Впрочем, оба понимали, что сейчас сделать что-то другое всё равно невозможно.

Но Антуан Гам предпочёл не озвучивать начальнику своего ощущения. Именно ощущения, потому что это не было логическим выводом, он просто чувствовал это: за всем этим последует что-то значительное. Какие-то изменения, и вопрос был только в том, в каком масштабе они произойдут. Им, — и полиции, — придётся менять всю правоохранительную практику из-за этой организации? Или … изменится сама жизнь города? А может быть, и не только?

Как это ни странно, выходя из кабинета начальника, Антуан Гам впервые в своей жизни задумался над тем, кто и когда определил правила, по которым они все живут. Понятно, кто был идейным вдохновителем: Гертруда Тауненберг и её последователи, два поколения назад (Антуан Гам, как и каждый горожанин, знал эту историю, хотя и не задумывался о том, дожил ли кто-то из основоположников до настоящего времени). Но кто писал правила, которые способствовали наиболее эффективному воплощению их идей? Как удалось добиться того, что основные принципы остаются неизменными, но при этом удаётся эффективно реагировать на возникающие ситуации, в том числе кризисные? Где находится тот гений, тот супермозг, или та группа людей, которые могут делать это? И кто дал им такие полномочия? Антуан решил разобраться в этом вопросе.

— А вы знаете, они ведь делают это даже не ради экономии, не ради уменьшения потребления ресурсов, — покачал головой лейтенант Лекар.

— Как это? — удивился Ян.

— В вашем доме есть пустующие квартиры?

— Никогда об этом не задумывался…

— А у вас? — Лейтенант повернул голову в сторону Лауры и Алана, сидевших на диване у дальней стены. Надо было отдать должное Доку, он когда-то позаботился о том, чтобы здесь было комфортно. Ян мимоходом подумал, как все эти предметы обихода затащили сюда, особенно такие, как мебель или холодильник.

Алан покачал головой, а Лаура сказала:

— Есть. Я уже думала об этом. И, когда убили Алекса … то есть, когда капитан Дэвис его убил … его квартиру так никому и не отдали.

— А в моём доме таких — половина. И другие такие дома я знаю, — продолжал Лекар. — Вы знаете, что сейчас население города — меньше двух третей от того миллиона, на который он был рассчитан? Соответственно, столько пустует и квартир. Но, за редким исключением, людям не разрешают занять пустующие комнаты, чтобы иметь больше места. Такое допускают только для тех, у кого много детей. Но таких в городе немного, сами знаете.

— А почему? — спросил Алан.

— Ну как же? Это ведь их основная идея: что человек должен занимать меньше места! Идея не в том, чтобы всем хватало. Места, еды, вещей… Даже не в уменьшении того, что они называют ущербом природе. Ведь эти дома уже построены, ничего нового делать не нужно. Только разрешить занять квартиры… Но — нет. Идея в том, чтобы человек потреблял меньше, даже если того, что можно потреблять, — в избытке. Вы же сами рассказали, что возмутило Конради, с чего всё началось. Чтобы люди имели меньше сил … на любые свершения. Чтобы этих свершений не было, а люди не смели даже задумываться… Вы же все учили историю, верно? Знаете, что была такая страна — Советский Союз, где всё было основано на идее равенства. И чтобы никто не стал богаче других, там полностью запретили людям иметь своё дело, всё производило и распределяло только государство…

— Да, мы учили это в школе. Но нам рассказывали, что это неправильно… — сказала Лаура.

— А мой прадед успел пожить там. Я его ещё застал, хотя он был уже стариком… — Лейтенант поймал взгляд Яна. — А чему вы удивляетесь?

— Вы мало похожи на русского, — улыбнулся тот.

— Среди моих предков кого только не было… — ответил на эту улыбку полицейский. — На самом деле, фамилия прадеда была Лекарь. Переводится как «тот, кто лечит», или «врач». Ну, так вот, он рассказывал, как это было. Государство неповоротливо, оно не могло обеспечить людей всем необходимым, поэтому был дефицит самых разных вещей… Но оно старалось. И стремилось использовать больше ресурсов, а не меньше. Потому что никогда не отдавало приоритет природе вместо человека. А у нас… То же стремление к равенству, хотя иметь своё дело не запрещено. Но непонятно, зачем это делать, если ты живёшь так же, как полный бездельник… И тебе, и ему предписывается потреблять как можно меньше.

— Вы … жаль, что не сможете поговорить с Доком, — задумчиво произнёс Алан. — Вы бы нашли общий язык.

— Наверное…

— Значит, вы не будете пытаться нам вредить? — улыбнулся Ян.

— Нет. И знаете, почему? Вы … стремитесь к жизни. Я ведь не зря заинтересовался пустыми квартирами. Тогда и выяснил, сколько людей, на самом деле, живёт в городе.

— Почему так? Его не заселили полностью, когда построили? — Лаура давно хотела задать этот вопрос.

— Всё куда хуже, Мартинес. Город строился для миллиона человек, и столько их и было. Но за два поколения осталось две трети. И в этом нет ничего удивительного. Больше ста лет назад, когда наука ещё не стала обслуживать идеологию, один американский учёный, Джон Кэлхун, провёл эксперимент, который назвали «Вселенная-25».[1] Он взял колонию мышей и поместил в идеальные условия. Площадь — больше, чем нужно, воды, еды и гнёзд, — сколько угодно. Ни за что не нужно было конкурировать. Казалось бы, мыши должны благоденствовать, но, на самом деле, они вымерли за несколько поколений. В конце концов, просто перестали давать потомство… Знаешь, почему? Потому что соперничать с другими, стремиться не просто выжить, не просто быть сытым, а в случае человека — ещё и одетым, но жить лучше других, — это естественно. Это даёт стимул жить, стремиться к чему-то, и, в конце концов, продолжать род. А мы здесь, как мыши Кэлхуна. У многих ли из твоих подруг есть дети, Мартинес? Думаю, меньше, чем у половины. Может быть, подсознательно они не хотят давать детям такую жизнь…

— Наверно, вы правы, сэр. — Лаура вспомнила, как в посёлке Ахмеда дети бегали около домов. Такого не увидишь в Городе Луны, — ещё один контраст…

А Ян сказал:

— Тогда, лейтенант, вы, я думаю, захотите присутствовать … при историческом моменте. Только давайте сначала поедим. Вы же не откажетесь от мяса, верно?

Пара часов за едой и разговорами незаметно пролетели в этой комнате без окон. Но вот, наконец, Ян пересел за стол, на котором стоял небольшой блок компьютера. А за ним была белая стена, на которую так удобно направлять проектор, служащий вместо экрана. Разумеется, на самом столе, когда компьютер был включен, появилось изображение виртуальной клавиатуры. Яну нечасто удавалось работать с обычной, и мимоходом он подумал, что теперь и это может измениться.