Шрифт:
– Э-э-э… О-о-о… Как его там… В общем… Ну да.
Алиса сказала:
– Странно. Я думала, что буду работать, чтобы приносить пользу.
Внезапно докладчик замолчал и посмотрел на Алису. И все тоже замолчали и посмотрели на Алису.
«Лучше бы мне промолчать», – подумала она.
«И правда, лучше бы тебе промолчать», – подумали все.
Что ж, Алиса поработала немного и привыкла. Но квартальную премию так и не получила.
Домовой разбушевался (новогоднее)
Бревенчатый домик вздрогнул.
– Плюх! – упала снежная шапка с крыши.
– Бам! – распахнулись двери.
– Уя-ууу! – вылетел здоровенный рыжий кот с ошалелыми глазами.
Дед и бабка сбежали с крыльца, держа в руках полушубки.
– Бум-бум-бум-бум! – вылетели вслед четыре валенка.
– И чтоб духу вашего тут не было! – донеслось из дома.
Дверь захлопнулась.
– Ох-ох-ох, совсем Елистратушка задурил, – вздохнул дед, надевая валенки.
Бабка сманивала кота с дерева. Он задом осторожно спустился и плюхнулся на руки. Бабка покачнулась.
– Пошли, дед, не впервой. У Кузьминичны посидим, как всегда. Покричит наш домовой и остынет.
Кузьминична в их маленькой деревне слыла бабой ученой, и по совместительству, ведьмой. О некоем противоречии этих занятий никто не задумывался. Кузьминична делала закваску для хлеба, варила травы, кому-то хворь заговаривала, а иных сразу посылала в город лечиться. На огороде растила диковинные цветы, а овощей у нее было каждый год столько, что хоть всю деревню корми. С живностью ладила хорошо. Бывало, людей с домовыми мирила. А Семену, которого нынче домовой выгнал вместе с женою Лизаветой и котом, приходилась дальней родней.
Открыла дверь и руками всплеснула:
– Опять?
– Опять.
– А на этот раз что?
– Блюдце Елистрату поставили, а Мурзинька похлебал, – ответила бабка Лизавета, прижимая к себе кота.
Кот поднял грустные глаза и вздохнул. Кузьминична ему ни на грош не верила.
– Ладно, заходите, гости дорогие. Переночуете, а завтра сходим и поговорим. А ты, Мурзя, гляди у меня. Испортишь чего – шапку сделаю!
Мурзик поглядел умильно на Кузьминичну. Он ей тоже ни на грош не верил, всякий раз грозилась, и что? Шкурка на месте, кот здоровехонек.
Переночевали. Рано утром Кузьминична принялась эксперимент ставить, новое лекарство делать. Уставила стол баночками, скляночками, горелку зажгла, таймер завела. Сидела, в тетрадочку писала.
Лизавета завтрак готовила, Семен пошел дрова рубить, а Кузьминична все смотрела, что-то капала, добавляла, убавляла, писала.
– Кхм-кхм. Кхм, говорю – намекала Лизавета.
– А? – спросила Кузьминична, подняв голову.
– У меня готово все.
– Угу. Еще чуть-чуть, и пойдем.
Лизавета вздыхала выразительно, смотрела на часы и поджимала губы. Кузьминична горелку потушила, со стола убрала и уткнулась в тетрадку. Семен подошел, сели завтракать. Мурзик перестал мышей гонять, прыгнул к хозяйке на колени и встал, оглядывая стол: есть чем поживиться? Фыркнул на кашу и пироги с черемухой, удалился к миске с молоком.
Потом втроем пошли к домовому – уговаривать, разговоры разговаривать. А тот ни в какую. Пироги принесенные есть не стал, сметана не понравилась.
Кузьминична поморщилась. Гостей она не слишком любила, хоть и родня.
– Уходите подобру-поздорову, сердитый я! – крикнул Елистрат.
Вернулись обратно – батюшки-светы! По столу, по полу все разлито, банки, колбы разбиты, а кот летает воздушным шариком под самым потолком, о стены стукается. Как двери открыли, так его ветром на улицу вынесло. Хорошо, за дерево зацепился. Орет благим матом на всю деревню.
– Мурзинька! Держись, родной! – закричала Лизавета.
– Это как же? – спросил дед Семен.
– Вот это да! Что ж он намешал? – Кузьминична бросилась в избу, стала разбирать пузырьки и скляночки, бормоча под нос.
– Что смотришь, сними его! – завопила Лизавета.
– В сарае лестница! – крикнула Кузьминична.
С улицы доносились разнообразные звуки. Басом мяукал кот, Лизавета причитала, подошли соседи поинтересоваться, что да как, упала лестница, ругался Семен, ему давали советы, Лизавета жаловалась на судьбу.
– Ничего, снимут. Этот кот еще нас переживет, – проворчала Кузьминична, – от, зараза, сколько всего перебил!
Где-то через полчаса Лизавета, всхлипывая, принесла кота в избу. Он жалобно мяукал и пукал. От запаха глаза слезились. Кузьминична взяла крепкий полиэтиленовый пакет, поймала Мурзиковый пук и завязала накрепко. Вдруг пригодится?
– Ну, доигрался? Понятно, почему Елистрат вас выгнал.
Лизавета шмыгала носом:
– Пойдем мы, пожалуй, кума. Ну что домовой сделает? А у тебя тут вон что творится.