Шрифт:
– Мы идем на риск, мосье Роден, но Малларме сказал, что вы хотите лепить Гюго.
– Очень хочу! Мне не нравятся его манеры, но голова его великолепна.
– Если бюст будет удачным, вы не прогадаете.
На какое-то мгновение ему захотелось наотрез отказаться. Он покраснел и нахмурился. Наступила минута тяжелого молчания.
Заметив его раздражение, она поспешила объяснить:
– Я имела в виду не только деньги. Не забывайте о престиже, чести, о вашем собственном удовлетворении. Вы должны извинить меня, мэтр, но у больного человека портится характер. Я постараюсь занять Гюго, как смогу. Пожалуйста! Очень прошу вас! – Она с мольбой протянула к нему руку – Малларме сказал, что вы сделаете прекрасную голову. – Жюльетта была бледна как мрамор, и ему казалось, что она вот-вот потеряет сознание. – Мы не можем откладывать. Времени в обрез.
Назавтра, сам удивляясь своему нетерпению, Огюст обсудил с ней план действий. Было условлено, что скульптора будут проводить в особняк тайком с заднего хода, по винтовой лестнице, через кухню. Гюго всегда поднимался по великолепной парадной лестнице– уменьшенная копия лестницы в Опере, – так что опасность встречи почти исключалась. Затем Огюст устроил мастерскую в алькове, возвышавшемся над спальней. Гюго никогда не заходил туда – альков служил гардеробной. Огюст разместил там глину, каркасы, подставки для нескольких бюстов и рисовальные принадлежности. Гардеробную отгородили тяжелыми драпри, чтобы спрятать Огюста, и, пока он работал, они были плотно задвинуты; лишь когда ему нужно было посмотреть на модель, он приоткрывал их как можно осторожнее.
Огюста раздражали все эти помехи, но, начав, он уже не мог остановиться. Жюльетта Друэ оказалась права. Времени оставалось в обрез. Было очевидно, что больше нескольких месяцев ей не протянуть.
Огюст отложил всю остальную работу. Он запер на время свои мастерские, и это привело к новым осложнениям. Он попросил Мадлен сделать на короткое время перерыв, сославшись на заказ, который нельзя откладывать. Она огорчилась и спросила:
– Сколько времени это займет?
– Несколько недель.
– Такой уж важный заказ? – Очень.
– Ты потратишь на это несколько месяцев, грустно заметила она. – Кто это?
– Секрет, дорогая.
– Секрет, дорогая, – передразнила она. – Должно быть, важная особа, раз ты обо всем позабыл, даже о своих «Вратах».
Лицо его стало одного цвета с бородой, но он промолчал.
– Кто это, Огюст? Он коротко ответил:
– Я сказал тебе – секрет. И не спрашивай. Мадлен смотрела мимо него на свой неоконченный мраморный бюст. Нежное, выразительное лицо, но никак не лицо демонической женщины, как ей хотелось, и чувствовала себя обиженной.
– Ты никогда не закончишь мою голову. Это для тебя не так важно.
– Не в том дело, – сердито ответил он. – Над этим заказом нужно работать сейчас, другой возможности не будет.
Он сделал жест, говорящий, что у него нет выбора, и вдруг Мадлен поняла.
– Это Гюго, – объявила она. Огюст хотел было отрицать, но так побледнел, что она перестала сомневаться. – И не думай меня обмануть.
– При чем тут обман? Я дал слово никому не говорить.
– А Гюго знает?
Огюст молчал, но не мог скрыть раздражения.
– Значит, и от него тоже тайна.
– Ты не скажешь ему, правда? Ты не сделаешь этого, Мадлен?
Она была вне себя от бешенства. Соперничать с Гюго показалось ей особенно обидно, легче примириться с женщиной.
Мадлен сказала:
– Женщина по крайней мере хоть что-то тебе дала бы, а Гюго, как все знаменитости, будет только брать.
– Он даст мне возможность сделать великолепный портрет. Мадлен, я очень тебя люблю.
– Это правда, Огюст? Правда?
– Я закончу твой портрет. Обещаю.
– Когда?
– Скоро. Как только будет время.
– После Гюго? Он пожал плечами.
– По-твоему, я должна ждать, пока ты закончишь бюст великого человека?
Он решительно кивнул.
– Нет! Это превыше моих сил.
Мадлен схватила бюст и понесла к выходу. Бюст был тяжелый, но Огюст не помог и не стал останавливать ее, как она ждала и надеялась. Она чувствовала, что они не понимают друг друга, и растерялась.
– Никогда не думала, что Гюго будет моим соперником, – сказала Мадлен.
– У тебя нет соперника.
– Ты оставишь Гюго? Ради меня? Он в отчаянии протянул к ней руки. – Не могу. Я дал слово.
– Прощай.
– Ты никому не скажешь, никому? – Он молил ее, как безумный.
– Что я потеряла тебя из-за Гюго?
– Мадлен, это неправда. Я люблю тебя, люблю!
– Не сомневаюсь. Любишь, когда я тебе нужна. – Прижимая к себе бюст, словно любимое дитя, Мадлен сказала: – Ты только осложняешь себе жизнь. Лепить Гюго тайком от Гюго! – Она вздохнула. – Будет чудом, если тебе это удастся. – И с решительным видом вышла из мастерской.