Мне страшно снова возвращаться к своему цвету. Так, что я стискиваю руки в кулак. Если я еще и кофе напьюсь — начну подпрыгивать прямо в кресле. Запахи шампуней, едкий запах краски окутывают меня, заставляя нервничать еще больше, и только сладкий аромат пирожного из соседней кондитерской, которое приносит Аня, немножко успокаивает.

Потом девушки сушат феном мои волосы, делая легкую завивку, и я немножко согреваюсь, прекратив дергаться. Рыжая прядь падает мне на лицо и я удивленно смотрю на нее, не веря, что это мое. Настолько я привыкла видеть на себе светлые-светлые волосы.

— Ну, все, — радостно отчитываются девушки. Они разглядывают меня с восторгом в глазах и я начинаю верить, что выгляжу я хорошо. Даже если непривычно. — Поворачивать вас?

— Давайте, — выдыхаю я.

Кресло медленно разворачивается. Пару минут я растерянно смотрю на себя в зеркало, не узнавая, а потом начинаю тихонько ржать.

— Что? — суетится возле меня Аня, — не нравится? Я не смогу вас сейчас перекрасить обратно, вы же это знаете… но мне кажется, что вам очень идет.

— Нет, все в порядке, — выдавливаю я сквозь смех, — просто увидела выражение своего лица.

Дома я сбрасываю сумочку на пол и иду переодеваться, чтобы избавиться от запаха краски на одежде. Потом умываюсь от косметики, и отправляюсь позавтракать, не замечая, что избегаю смотреть на себя в зеркало. Доев бутерброд с рыбой, я, все-таки, возвращаюсь в коридор, где висит большое зеркало над столиком с ключами и косметикой, и опираясь на столик руками, со вздохом поднимаю взгляд.

Рыжие волосы, веснушки на лице, светлые ресницы. Только брови стали немного темнее, чем были, но все равно я выгляжу, как много лет назад. Когда мы с Алей были еще юными… Поэтому я долгое время продолжала краситься, лишь бы не видеть себя такую, и лишь бы я не напоминала себе сестру.

Я чувствую, как слезы начинают бежать из моих глаз и закрываю лицо руками, давая им волю. Мне просто необходимо поплакать и освободиться от этого навсегда.

Прощай, Аля. Я буду помнить о тебе всегда, и постараюсь, чтобы дочь слышала о тебе только хорошее. Мне все еще больно вспоминать о нашем прошлом, но я обязательно справлюсь с этой болью. Поэтому сейчас я должна тебя отпустить, чтобы жить дальше и попытаться быть счастливой.

— Ты занята, Саша? — звонок Смоленского около восьми вечера выбивает меня из колеи, потому что я сижу уже с гулькой на голове, с бокалом в руке, и с зажатыми в пальцах палочками для суши. «Ты занята, Саша?» — это значит, что ему надо со мной увидеться. Честно говоря, глядя на время, я уже не ожидала, что он мне позвонит.

— Ну, не совсем, — выплевываю я в тарелку сушину, потому что чавкать в трубку будет неприлично, — я дома, а что?

— Я хотел с тобой встретиться. Жаль, что это не будет свиданием, но у меня есть кое-какие новости.

— Я не могу сесть за руль, — убитым голосом признаюсь я, — у меня тут вино стоит.

— Я бы не заставил тебя ехать ко мне. Я недалеко от тебя, буду через несколько минут.

Я подскакиваю со стула.

— Блинский блин! — вырывается у меня, когда Смоленский отключается. Я сдираю резинку с головы, распуская волосы, и, едва не упав, подбегаю к зеркалу, снимая по дороге растянутую майку. У меня стоит выбор перед «остаться не накрашенной» и «выйти в убогих домашних шмотках». Даже не знаю, что из этого лучше. Наверное, стоило попросить Смоленского подождать… но ему придется торчать в машине полчаса.

— Черт…. — я быстро ляпаю на лицо тон, размазываю его, глядя, как он ложится на жирный крем мерзкими полосами, плюю и смываю его. Черт с ней, с косметикой. В такой спешке я буду выглядеть клоуном. Лучше переоденусь.

Спустя десять минут я выхожу на улицу, одевшись в симпатичный топ, брюки и белую женственную косуху. Смоленский не замечает меня, что-то набирая на телефоне, поэтому я открываю дверь сама и сажусь рядом с ним.

Интересно, что он подумает, увидев меня рыжей? Помнится, выбирая девушку для сопровождения, он поставил Кате условие «не рыжая». Этот цвет волос для него какой-то триггер после брака с Алей? Хотя, он утверждал, что не держит на нее зла… будет жаль, если он сейчас среагирует как-то неприязненно, но я не могу ходить блондинкой ему в угоду.

Смоленский поднимает на меня взгляд, отложив телефон в сторону и замирает.

И я с замирающим сердцем жду его реакции, наблюдая, как он скользит по мне взглядом.

— Ты бы предупредила, — произносит он вполне мирно, — я тебя сначала даже не узнал, подумав, что ко мне залез в машину кто-то левый.

— Извини, — со смешком отвечаю я, — не успела сказать. Не нравится?

Он иронично изгибает губы в улыбке, заводя машину.

— Твою внешность сложно испортить. Даже с зелеными волосами ты бы мне понравилась, наверное.

Я чувствую, как начинаю улыбаться, порозовев. Все в порядке. Кажется, мы с ним оба справились со своим странным отношением к рыжему цвету.

— Что случилось? — спрашиваю я, когда мы отъезжаем от дома, — ты сказал, что у тебя есть какие-то новости.

— Да, — произносит Смоленский, — но для начала я хотел бы кое-что показать одному человеку. Тебе придется немного потерпеть, но, боюсь, если я тебе сейчас все расскажу, ты не сможешь оставаться спокойной.

Сердце словно падает в пятки.