— Я хочу, чтобы ты ушла, — процедила сквозь зубы Сабмила, рывком сдёргивая с себя жемчужное ожерелье; перламутровые бусинки разлетелись по полу в разные стороны.

— Ну вот, взяла и испортила такое красивое украшение, — с сочувствием в голосе проговорила Чанлиф, наблюдая, как служанки бросились подбирать драгоценный жемчуг. — И да, ты права, пожалуй, мне уже пора.

Чанлиф вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь и вздрогнула, когда за её спиной послышался звон разбитой вазы; сжала дрожащие руки в кулаки и какое-то время просто прислушивалась к звукам из комнаты. Она очень хорошо знала свою сестру. Всю жизнь её родители только и делали, что потакали своему любимому чаду во всём, в результате она села им на шею и свесила ножки.

Чанлиф спряталась в нишу и задёрнула плотную штору, и как раз вовремя: дверь в покоях распахнулась, оттуда выбежала вся в слезах принцесса.

— Ни за что! Никогда! — заламывая руки, в отчаянии причитала Сабмила. — Не бывать этому!

Глава 21

— Эх, Мидин, как представлю, что мою кровиночку увезут в какую-то там Завлудь, у меня сердце кровью обливается, — с грустью в голосе проговорил Гаруф, продевая руки в рукава парадного халата и терпеливо ожидая, пока слуги наденут на него традиционные украшения, положенные для торжества. — Тебе хорошо, твоим соплюшкам ещё и четырнадцати нет, и тебе пока неведомы такие тревоги.

Мидин сочувственно покачал головой, поднёс к губам бокал с молодым вином и отпил немного.

— Ну почему именно он? — со злостью рявкнул правитель, заставляя слуг шарахнуться от него в разные стороны. — Жена вчера весь вечер проплакала, а сегодня лекари с ног сбились, чтобы хоть как-то скрыть следы материнского горя с её лица.

— Может, не стоило его сразу допускать до этого турнира? — тихо предположил Мидин, пригубливая вино и наблюдая за правителем; все знали, насколько капризна и избалована принцесса Эграна, но сердце отцовское — оно такое, будет всегда болеть за родное дитя.

— Кто же знал, что этот дикарь окажется таким ловким. — Гаруф проверил, как выходит из ножен клинок, удовлетворённо кивнул. — Он же как снег на голову свалился и сразу с порога потребовал дань за двенадцать лет да дочь мою в жёны в придачу. Что мне ещё оставалось делать?

— Отдать дань и отправить восвояси, — повторил Мидин то же, что говорил накануне. — Схитрить или что-нибудь придумать, к примеру, что количество участников в турнире было заранее оговорено.

— Знал бы, где упасть, ковров бы подостлал да подушек подложил для удобства, — философски выдал правитель Эграна и, заметив бокал в руке друга, потребовал: — Налей-ка мне тоже вина, это сейчас очень кстати будет.

Мидин только успел протянуть руку к кувшину, как дверь с шумом распахнулась и в покои правителя ворвалась заплаканная принцесса.

— Папенька любимый, — голосила Сабмила, заливаясь слезами. — Миленький. Родненький. Смилуйся! Не губи меня!

И тут произошло совсем невероятное: Сабмила, гордая принцесса, красавица Тарканата, самая завидная невеста Эграна, упала на колени перед своим отцом и протянула руки в молитвенном жесте, воздев заплаканные очи, полные неприкрытого горя, к небу.

— Стража! Ко мне! — заорал Гаруф, перепугавшись не на шутку. Чтобы его дочь, да за несколько часов до самого важного события в своей жизни настолько забылась, чтобы лить, как какая-то простолюдинка, слёзы и ползать на коленях?! Такого никогда прежде не бывало! — Кто тебя обидел? — Рывком поднял принцессу с колен. — Назови его имя! Я лично расправлюсь с этой собакой.

— Отец, умоляю, не отдавай меня степняку, — шептала Сабмила, и было столько боли в её тихом отчаянии, в дрожащем голосе, распахнутых немигающих глазах. — Я не хочу за него замуж! Я не могу уехать из родных мест, войти в его гарем и тем самым оборвать навсегда свои корни. Лучше смерть, чем никогда не видеться с вами.

— Что-о-о, — протянул Гаруф, решив, что ослышался: его дочь всегда была неразумна и недальновидна в своих поступках и требованиях, но то, о чём она сейчас говорила, вовсе походило на бред.

— Я не выйду за степняка, — закричала Сабмила, думая, что отец не расслышал с первого раза, о чём она говорила. — Я не поеду в Серебряную Завлудь. Я наложу на себя руки.

— Дочь моя, мы не можем не выполнить своего обещания, — ошеломлённо проговорил Гаруф. — Слово правителя Эграна нерушимо! Ты назвала степняка своим избранником. Назвала при всех! Мы теперь просто обязаны выполнить свои обязательства перед пранадармцем!

— Хорошо, отец! — Сабмила покорно опустила голову, не выдержав осуждающего взгляда отца. — Я исполню твою волю, — тихо проговорила она. — Прошу только об одном: обними меня в последний раз и поцелуй. И помни, что бы со мной ни случилось, никогда не вини себя в этом.

Гаруф притянул к себе дочь и какое-то время стоял с закрытыми глазами, ласково гладя своё взбалмошное дитя по спине, а в его голове крутились мысли одна страшнее другой.

— Мидин, — позвал он друга.

— Да, Ваше Величество.