Она вернулась к своему вахтерскому пьедесталу, извлекла из тумбочки хранимые там медицинские причиндалы.

Затем усадила Нахимова на стул, прогнала парой крепкой слов заслонявших свет доцентов, со словами «терпи, казак, профессором будешь» обильно прижгла йодом рану и в мгновение ока забинтовала. Похоже было, что дай Вере Ивановне автомат, она с такой же быстротой и мастерством разберет и соберет его, а нужно будет, и метко выстрелит по врагу.

Худощавый Ларин с усами и бородкой удивительно напоминал Дон Кихота. Он весело глядел на Веру Петровну. Куда и старческая немощь подевалась да сгорбленная спина, в глазах ее сверкала удаль, она вернулась в роковые сороковые, когда под осиным жужжанием пуль да медвежьим рыканьем снарядов перебинтовывала раненых солдат.

Рослый плотный Четвертаков тоже улыбался, и матерные прибаутки фронтовой медсестры нисколько не коробили его.

Для Нахимова же обычно спокойная, флегматичная Вера Петровна также раскрылась в новом свете. Он только переживал, что доставил столько хлопот уважаемым людям. Двери общежития постоянно хлопали. Кто-то выходил, но по случаю позднего времени входящих было побольше. Все с изумлением смотрели на философов, волею случая оказавшихся в общежитии, почтительно с ними здороваясь, спрашивали у Александра, что стряслось.

Невысокий лобастый паренек, кудрявый, с умными карими глазами, вошел в фойе и разинул рот. Кого не ожидал увидеть, так не ожидал!

– Сергей Васильевич, добрый вечер!

Ларин обернулся и поприветствовал студента, обнажив прокуренные крепкие зубы:

– Здравствуйте, Рябов!

Тот замолчал, осмысливая факт присутствия целых двух доцентов в их немудреном общежитии. Только потом заметил раненого Нахимова и подошел к нему.

– Что произошло?

– Извечный антагонизм пролетария и интеллигента…– ответил за студента преподаватель. – Особенно когда первый берется за свое излюбленное оружие – булыжник. А может, дело намного запутаннее. Кстати, Рябов, я прочел реферат, ваша теория о природе света и роли в нем фотона настолько же феерична, сколь ошибочна. Там в ваши рассуждения вкралась одна фундаментальная ошибка, и я бы хотел, чтобы вы отыскали ее сами.

– Не может быть, Сергей Васильевич, – на лице юноши, совершенно не умеющего скрывать эмоции, можно было прочесть горечь и вселенскую обиду. Похоже, он рассчитывал своей теорией перевернуть мир, и только нелепый пустяк помешал ему в этом.

– Может, может, Паша. В физике на одну истинную гипотезу, как правило, приходится девять ложных, но это вовсе не значит, что им нет места в жизни. Они служат навозом для будущих крепких ростков.

– Ну вот, нашли с чем сравнить, Сергей Васильевич, – то ли обиделся, то ли решил отшутиться посрамленный студент. – Я докажу вам, что я прав.

– Хорошо, хорошо, – согласился Ларин, – завтра у меня в Лабораторном корпусе по расписанию вторая пара, после нее и заглянете.

– Договорились, – просиял Рябов и ушел, еще раз с сочувствием взглянув на перевязанного Нахимова. Но видно было, что уже через секунду он забудет и о Нахимове, и о его ране и углубится опять в свои изыскания по фотону, бороздящему Вселенную. Кроме того, Паша, как случайно узнал Нахимов, влюбился, так что жизнь студента мчалась стремительно, подобно тому же фотону, одиноко блуждающему в Космосе и стремящемуся поделиться с кем-либо своим теплом.

Философы еще чуток постояли, посмотрели на уверенные действия вахтерши и Ларин спросил:

– Александр, что вы решили насчет вызова милиции?

От этого обращения как к равному у Нахимова стало тепло в груди. Возле двоих уважаемых философов, которые, кажется, знают все о мире, науке, человеческой жизни он чувствовал себя уверенно и в полной безопасности.

От них исходило сияние мудрости и спокойствия.

Ему не хотелось втягивать их в опасные дела, касающиеся лишь его одного.

– Большое спасибо вам, но, наверное, не буду звонить.

Преподаватели переглянулись между собой, как бы взвешивая слова студента, но ничего не сказали. Это не семинар и не экзамен, где решающий вывод принадлежит им.

Четвертаков сказал:

– Просто для профилактики. Пусть милиция будет в курсе, что здесь происходят такие эксцессы.

Неожиданно в разговор вступила Вера Петровна. Она уже проверила крепость повязки и осталась довольна своей работой.

– Да знают они, но поделать ничего не могут. Хулиганы! Воспитания нет, вместо того, чтобы в кружки ходить, задачки решать, вечерами слоняются, балду гоняют. Прямо зла не хватает! Такие парни, как Семен, умирают, а эти…Милицию зови не зови, толку не будет, только время зря потеряешь. Они еще отругают, мол, мы думали, тут убийство, а здесь обычная драка, кто по молодости не дрался.

– Да, не Германия мы и не Америка, – заметил Ларин. – Страх перед правоохранительными органами у нас в крови. Лишний раз боимся с ними столкнуться. Только в крайнем случае, когда уж вовсе припрет.

– Есть такое, – согласился Четвертаков. – А все-таки надо позвонить.

Вера Петровна с готовностью согласилась, видно, несмотря на всю ее видимую браваду, она чувствовала, что надо вызывать наряд.

– Алло, милиция?! Срочно приезжайте в общежитие МФТИ, корпус первый. Адрес знаете, ну и молодец. Что случилось? Студента избили до полусмерти. Кто избил? Да откуда ж я знаю, знала бы, не звонила!