Шрифт:
Я провожу в добровольном затворничестве несколько недель.
Ни с кем не разговариваю. Никому не пишу.
Пытаюсь читать, но это все равно что ковырять свежую рану — какую бы проклятую книжку я не взяла, даже триллер про маньяка, там все равно есть любовь. И хэппи-энд в конце. Счастливый конец есть даже в книгах, где в конце все умирают, но только не в истории моей жизни.
И мне даже некого в этом винить, потому что во всем случившемся виновата только я.
Когда, наконец, беру себя в руки, одеваюсь и вожусь в коридоре, пытаясь найти свои любимые кеды, на глаза попадается записка на тумбе, «прижатая» ключом-брелоком от машины.
От машины.
В записке каллиграфическим маминым почерком написано, что ключи привез какой-то мужчина, сказал, что машину оставил на охраняемой стоянке.
Мама так хорошо завуалировала этим «кем-то» водителя Бармаглота.
Я перекладываю ключи из ладони в ладонь и делаю громадное усилие, чтобы не расклеиться снова.
Сейчас кажется, что это было в прошлой жизни.
Если я буду ездить на этой машине — это будет нормально?
Не помню в каком фильме, но герой сказал что-то вроде, что ему хочется есть ту же еду, которую ела героиня, потому что тогда кажется, будто они ели это вместе, как парочка.
Если я буду ездить на машине, которую подарил Марик — будет считаться, что мы все еще хотя бы как-то, но не разорвали нашу связь?
Мне нужно поехать в кондитерскую, потому что человек — женщина, по голосу — на которого Бармаглот переложил свою часть «вклада» в проект, уже оборвала мне телефон, пытаясь выйти на связь и заставить меня встретиться.
Машина, ярко-желтый «Рендж Ровер», сразу бросается в глаза среди обычных серых и черных машины. Марк громко смеялся, когда я сразу сказала, что не буду ездить на черном гробу, и что если он не согласен на перекраску в желтый, я сделаю это сама — гуашью из магазина школьных товаров.
Он сказал, что хрен мне, а не желтый гроб.
Но вот же — моя большая и совсем не женская, но все-таки ярко-желтая машинка с огромными колесами и квадратной мордой старого боевого танка.
«Дашь порулить?» — всплывает в памяти насмешливый бас Бармаглота.
Сердце сжимается до боли в плече. Как будто у меня в мои двадцать четыре вот-вот случится сердечный приступ.
Заправлен полный бак. Все документы лежат на соседнем сиденье.
Есть карта заправки на год и техобслуживание.
Если бы сожаление убивало, я бы давно сгнила в собственной постели, но, видимо, у судьбы для таких как я нет столь легкой участи. Она хочет ловить нас на крючок, подсекать и наблюдать, как пытаемся спрыгнуть.
Я медленно выруливаю со стоянки на дорогу. Глядя во все глаза, как учил Бармаглот.
Пользуясь всеми зеркалами по назначению, а не чтобы строить рожи.
И только на светофоре замечаю, что, как всегда, забыла пристегнуться.
— Ты, Алиска, — шмыгаю носом и ору от злости, когда не получается справиться с этими проклятыми ремнями, — если не перестанешь реветь, то превратишься в очень некрасивый труп в очень красивом желтом гробике.
В кондитерской, куда приезжаю своим безопасным, но черепашьим ходом, только через час, меня уже ждет женщина — лет тридцати с небольшим, с простой стрижкой на коротких волосах, минимум косметики, но красивыми часами явно не за три копейки.
Она замечает, как лавирую между рабочими, который занимаются монтажом оборудования и технической кухни, машет рукой и, когда подхожу, успеваю услышать ее торопливое:
— Она уже приехала, Марк, созвонимся позже.
Марк? Мой Марк? Или какой-то другой?
— Это был Марк Миллер? — очень грубо тычу пальцем в сторону ее телефона.
Внутри что-то вскипает.
Обида? Негодование? Злость бессилия?
А что ты хотела, Алиса? То, что он вычеркнул тебя из своей жизни совсем не означает, что он стал невидим и недоступен для всех остальных женщин. Свободных, умных, без фокусов и с четкой жизненной позицией. Тех, которые не успели натворить столько глупостей, чтобы схлопотать полный игнор у самого терпеливого в мире мужчины.
Женщина кивает, очень плохо маскируя непонимание по поводу моего недовольного тона.
Вы уже успели с ней забыться, Марк Игоревич?
— Меня зовут Юлиана Сергеевна Соловьева. Я буду помогать вам во всех организационных и финансовых вопросах.
— Присматривать, чтобы глупая училка не натворила глупостей? — не могу сдержать язвительность.
Она очень в его вкусе — не тощая, как щепка, фигуристая, без макияжа а-ля «маорийский вождь».
— Алиса Владимировна, я лишь представляю интересы совладельца. — Она такая вежливая и непробиваемая, что я начинаю чувствовать себя истеричным ребенком на фоне этой арктической глыбы льда. — Марк Игоревич сказал, что у вас нет опыта и вам потребуется человек, который сможет взять на себя часть забот и постепенно ввести вас в курс всех дел.