— Тебе было недостаточно увиденного, чтобы понять — в эти игры я с тобой больше не играю? Или, блядь, заебывает, что мужик может просто так уйти, жить, трахать другую телку и больше не пускать слюни на твою жопу и сиськи?!

Жмурюсь, чувствуя, как от приступа паники в легких заканчивается воздух.

Распахиваю губы, чтобы сделать жадный глоток, но это явно плохая идея, потому что вместе с кислородом глотаю и этот запах, от которого жжет в горле, словно мы и правда… как тогда… когда я становилась перед ним на колени и…

Все это плохо кончится.

— Мне кажется… — Пытаюсь хвататься хотя бы за ту реальность, в которой мы сначала должны поговорить, а уже потом — вот эти игры с тестостероном и предвкушением жесткого секса. — Нам сначала нужно поговорить.

Вместо ответа он чуть сильнее сжимает пальцы на моих щеках, и я непроизвольно становлюсь на цыпочки, чтобы так адски не тянула шея, смотреть на этого великана со своего карликового роста.

Серебряные глаза прищуриваются до размера двух тонких зловещих полос.

— Ну хорошо, Зай, говори.

Это точно издевательство, потому что пока он так близко и пока полностью контролирует мое лицо, максимум, на что я способна — не выпрыгнуть из одежды.

— Хочешь, я тебе помогу? — почти ласково, но это из той оперы, в которой кот будет мурлыкать канарейке перед тем, как сожрать ее со всеми потрохами. — Ты, наверное, хочешь сказать, что все это время пиздец, как скучала. Да?

Да, миллион раз да!

Я киваю.

— И ты поняла, что без меня твоя жизнь стала несколько… пустой и одинокой? — уже вкрадчиво, как будто в самом деле начинает мне верить.

— Да, очень… одинокой, — преодолевая спазм в горле, шепчу в ответ. — Ты… ушел, и не осталось ничего, что делало мою жизнь… настоящей.

Хватка пальцев Бармаглота на моем бедре становится настолько сильной, что я вскрикиваю, уже заранее зная, что там будет синяк, носить который придется не меньше месяца.

Взгляд темнеет, когда я, осмелев для более решительного шага, медленно поднимаю руку и провожу тыльной стороной ладони по его щетинистой щеке. Простое прикосновение жестких колючек к коже, но оно словно ток — проламывает все слои моей защиты, бьет прямо в испуганное сердце. Доза адреналина для этого истерзанного и измученного комка плоти, которое умерло так давно, что врачи успели покинуть операционную, но даже не постарались убрать за собой окровавленные бинты и инструменты.

— Ты нужен мне, — говорю совсем тихо, едва различая скомканные звуки слов. — Я измучилась без тебя, Бармаглотище. Мне без тебя жизнь не жизнь, веришь?

Молчит, упрямо поджимая губы.

Не отталкивает, значит, можно стать смелее?

Еще немного тянусь к нему, кладу обе руки на увитое татуировками запястье.

Выдыхаю, набираясь смелости.

— Мы ведь можем… хотя бы… попробовать все начать заново?

Все еще играет в молчанку.

— Нам же было хорошо вдвоем, Бармаглотище…

— Нам, значит, — как-то не очень ласково повторяет за мной.

Нет-нет, не уходи от меня, не становись снова упрямым непроницаемым и…

Он небрежно стряхивает мои руки, придавливает к стене как тряпичную куколку, толкается бедрами, и я вздрагиваю на выдохе, потому что его очевидный стояк упирается мне в живот.

— Может, хватит уже пиздеть, а?! — снова звереет. — Ты вообще хоть раз думала о ком-то, кроме себя? Допускала сраную мысль, что отношения — это не игры в поддавки, и один, сука, придурок не может тянуть за двоих, пока ты… разбираешься в своих…

Я знаю, что все это кончится очень плохо.

Поэтому, как маленькая, делаю то, что в наших с ним отношениях у меня получалось лучше всего — порывисто обхватываю его шею кольцом рук и слепо, глупо прижимаюсь губами к его губам.

Его губы так и не разжимаются.

Хотя, может это потому, что за прошедшие месяцы я абсолютно разучилась целоваться и перестала быть сексуальной?

В любом случае, Марик с силой отводит мою голову, опуская ладонь мне на шею. Нет, это, конечно, не угроза меня придушить, но предупреждение больше не делать глупостей.

И одновременно с этим второй рукой лениво, с рожей сытого хищника, расстегивает ремень и молнию на брюках.

Я мелко дрожу.

От страха и возбуждения одновременно, и эта гремучая смесь намертво блокирует все мыслительные процессы.

Я хотела просто поговорить. Да, конечно, но ведь…

— Хочешь меня? — мрачная усмешка в лицо, одновременно с приспущенными брюками.