Часто в разных декорациях, но сценарий был примерно один и тот же.

Сегодняшний день показал, что фантазии, как правило, настолько же далеки от реальности, насколько и земля от луны. То есть — не пересекутся в одной плоскости даже по теории вероятности.

Потому что сначала мы просто поговорили о какой-то, прости господи, херне.

Потом Марик меня жестко отымел, чтобы показать, что хрен мне — а не снова дергать злющего мужика за Фаберже.

И вот теперь — договор: холодный, взвешенный, как будто я — одна из его «одноразовых салфеток».

Несколько долгих секунд я просто смотрю на него и пытаюсь поймать хотя бы намек на то, что это просто очень-очень злая шутка. Я бы даже не обижалась, потому что заслужила.

Но нет, я слишком хорошо знаю этого мужика, чтобы не понимать — шутки кончились.

И почему-то именно вот это, именно сейчас, унижает куда сильнее чем то, что случилось полчаса назад в магазине.

— То есть, Марк Игоревич, вы предлагаете мне быть вашей… игрушечкой? — Я нарочно не говорю «любовница», потому что любовницей я уже была, и что бы мы оба себе ни говорили — мы были по-настоящему, без договоров. — Быть вашей красивой куколкой?

Он передергивает плечами и на минуту смотрит в небо, прикидывая погоду.

Тучи тяжелые, висят так низко, что, если прорвет — мы промокнем раньше, чем спрячемся под козырек над дверью кондитерской.

— Заяц, я сказал то, что сказал. Когда-то тебя настолько не смущал такой формат отношений, что ты сама на нем настаивала.

— Я никогда не… — Проглатываю конец фразы.

На самом деле, мы никогда не были просто «папиком и молодой любовницей для здоровья и поддержания тонуса». И Бармаглот прекрасно это знает. Говорить об этом сейчас, значит, еще раз выставить себя не знающей чего хочет молодой вертихвосткой.

Даже если сейчас я не такая.

В этом-то вся и проблема.

— Очень щедрое предложение, Марк Игоревич, — через силу, мысленно приказывая себе не раскисать до тех пор, пока не останусь одна в каком-нибудь закрытом каменном мешке без окон и дверей. — Даже и не знаю, чем заслужила такие привилегии.

Бармаглот сводит брови.

Ни за что не поверю, что он не готовился к такой моей реакции, но все равно — что-то уже идет не так, как задумал. Выбивается из колеи как шар для боулинга, заброшенный абсолютным новичком.

— А у меня, как у вашей бывшей, может, есть какие-то бонусы? — Закладываю руки за спину и иду к нему, как Русалочка, которая ходила по невидимым острым бритвам и не могла даже сказать об этом. Я улыбаюсь, улыбаюсь… Я лучше сдохну тут же, чем покажу, как мне больно. — Ну, допустим, прошедшие аккредитацию умения делать минет, отклячивать задницу? И что наша с вами разница в габаритах превращает утренний секс в душе в настоящий экстрим?

— Зай, заигрываешься, — предупреждает он.

Мне уже все равно.

Мне так больно, словно по душе прошлись напалмом и выжгли все до самого земного ядра.

Там нет ничего, что могло бы воскреснуть, возродиться в хоть бы какое-то подобие жизни.

Я все заслужила.

Но я… люблю его, и эти слова — они как самые острые гвозди в крышку гроба всех моих надежд.

Но ему же все равно.

Ему не нужно слышать, что я изменилась. Ему плевать, что я бы душу сатане продала, лишь бы отыграть все назад. Продала бы всю жизнь, даже если мне отмеряно лет девяносто за один год счастья рядом с ним. За то, чтобы делать вместе все те вещи, которые я раньше не видела и не понимала: обнимать его, когда спит, звонить, когда работает, чтобы спросить, когда вернется и что хочет на ужин.

И каждый-каждый день говорить, что мой мир без него просто развалится на кусочки.

Все это уже не имеет значения.

Мои чувства — как некрасивая болезнь: говорить о них не стоит, чтобы не портить аппетит окружающим.

— Я просто рассматриваю деловое предложение. Разве не так поступают умные куколки, Марк Игоревич? Обсуждают все плюсы и минусы, договариваются о количестве секса в неделю, обсуждают пакет услуг: «Полный минет плюс», «Максимум и стриптиз каждую субботу», «ВИП с задним приводом»? Предупреждаю сразу — я девушка порядочная и…

— Зай, реально заебываешь, — сводит челюсти.

— Что за дела, Марк Игоревич, я еще не озвучила расценки, а вы уже сливаетесь.

Мы смотрим друг на друга пристально и практически не моргая.

У этого мужика — самое красивое лицо на свете.

И самые красивые руки.

Но уже не для глупой Зайки.

Мне противно от того, кем я стала в этих серебряных глазах. Куском мяса, который можно присоединить к армии своих «давалок»? Корыстной бездушной телкой? Или просто ветреной дурой?