– Мой папа, – произнес Джо, удивление едва не пробилось в голос. – Это мой папа.

Он чувствовал ожог упущенных ими лет, хотя, судя по виду, не так сильно, как его отец; казалось, разочарования иссушили шею мужчины, и даже воротничок не мог это спрятать. Время задвинуло волосы на голове и выпятило глаза, священническое облачение болталось на каркасе из пергамента и костей. Плохо выкрашенные черные волосы предательски торчали всюду, кроме лысой макушки с кучкой старческих пятен. Не столько мужчина, сколько гриф в облачении.

«Я выгляжу лучше, – подумал Джо, – и я мертв».

Дейзи-Мэй проследила за взглядом Джо, и на лице ее появилась ухмылка.

– Дай-ка догадаюсь: суровое религиозное воспитание, ты восстал, и вы так и не заключили мир…

– Воровство, – неуверенно произнес Джо. – По-моему, он обвинил меня в воровстве.

Девушка с любопытством посмотрела на него.

– Ты это помнишь?

Джо остановился.

– Да. А что?

– Как и говорила Герцогиня, воспоминания будут возвращаться кусками и ошметками. Иногда случайными, иногда нет. Здесь, в знакомых местах, они будут приходить быстро и помногу, а потом так же быстро исчезать.

Они ускорили шаг, процессия незаметно ушла вперед.

– А ты – да?

– Что да? – спросил Джо.

– Украл?

Джо уставился на нее.

– Нет. Я занимался ловлей воров, помнишь?

– И как?

– И да, ловил их. Отец был несправедлив, он всегда был несправедлив ко мне. Но это обвинение вызвало у меня желание уйти оттуда и выяснить, кто это сделал, вдохновило поступить на службу в полицию. По правде, мне следовало поблагодарить отца.

– Может, ты так и сделал, – сказала Дейзи-Мэй. – А ты выяснил, кто спер деньги?

– Я не помню.

Она вскинула взгляд к небу.

– Это потому, что здешний воздух сгнаивает те маленькие серые клеточки. Если ты хоть что-то будешь помнить, Джоуи, помни одно: есть амнезия, которая сейчас у нас с тобой, и есть то, что сделает с тобой этот воздух, если дашь ему шанс. Ты станешь выжженным зомби, гребаной кожурой души, и возврата оттуда не будет.

Она двинулась дальше.

– Пора идти. Думаю, я донесла до тебя мысль насчет «ты всерьез мертв».

– Еще пара минут, – сказал Джо, когда гроб опустили перед входом в церковь.

– Что ж, это твои похороны, – ответила Дейзи-Мэй, смиренно пожимая плечами.

Марк Твен был придурком. Джо давно это подозревал.

Когда он рос, мать часто читала ему истории об одном из самых знаменитых созданий Марка, Томе Сойере. Том всегда казался Джо немного хитрожопым – и тем не менее было трудно устоять против обаяния жулика и импровизатора. Особое впечатление на мальчика произвела история о гибели Сойера в реке. Или о предполагаемой гибели, поскольку одежда Тома была найдена на берегу; на самом деле он сбежал со своим приятелем Гекльберри Финном, чтобы жить пиратской жизнью. Когда Том осознал, какую суматоху вызвала его предполагаемая смерть, ему пришла в голову грандиозная идея пробраться на собственные похороны, дождаться конца церемонии и потрясти всех своим появлением.

Эта идея навсегда привязалась к Джо – услышать надгробные речи и увидеть, что ты значил для людей; если юность проходит впустую для юных, похороны определенно проходят впустую для мертвых. Сейчас, когда он был здесь, в холодной, на четверть заполненной церкви, Джо видел, насколько он сам – и Марк Твен – ошибался.

И это все, чего он стоил?

Он посвятил жизнь борьбе с преступлениями и исправлением несправедливости – и награда за это, похоже, состоит лишь из горстки стариков, которые могли бы забронировать собственные похороны на следующий день. Где его друзья? Где свидетельство, что его жизнь хоть как-то изменила мир?

– Сборище могло быть и получше.

Услышав Дейзи-Мэй, которая уселась рядом с ним на скамью, Джо ощетинился.

– Да ладно, сегодня вторник. Рабочий день, так просто не отпросишься.

– Ну да, наверное, так и есть.

Джо нахмурился, когда к кафедре направился какой-то священник, не его отец. Он поднялся со скамьи и поманил Дейзи-Мэй следом.

Идя в глубь церкви (и отключившись от нескончаемого зудения священника), Джо разглядывал своего отца. Преподобный Лазарус, сгорбившись на скамье, дергал воротничок и выглядел так, будто хочет оказаться где угодно, только не в доме Господа.

«Что с ним случилось? – думал Джо. – Он так тянет за воротничок, словно это какая-то епитимия. И не произнести надгробное слово на похоронах собственного сына?.. Хотелось бы думать, что это от горя, – но он не выглядит горюющим. Он выглядит заскучавшим. Ему скучно и неуютно».

Преподобный играл с шикарным рубиновым перстнем, который болтался на его костлявом, скрюченном пальце.

За спиной Джо присвистнула Дейзи-Мэй.

– Я не эксперт по церквям, но эта, блин, выглядит просто понтово.