«Может быть, – думал он теперь, – это была церковь для таких, как я. Церковь, которая не похожа на церковь, для людей, которые не похожи на людей».

Он порылся в дупле над головой, куда сложил обрывки вещей, которые нашел в реке: кусок лески с крючками, ржавую консервную банку с дыркой по центру, белый мячик размером не больше пластикового поплавка со странными ямками на поверхности. Деревянный пенал, который он нашел на берегу увязшим в комке грязи с травой. К нему была приклеена ободранная бумажка с картинкой: девочка в красной накидке с корзинкой и волк, стоящий, как человек, на кривых лапах. Волк был в человеческом пиджаке с большими широкими пуговицами и улыбался, показывая острые зубы. Малёк взял из коробки четыре цветных карандаша и принялся раскрашивать открытую страницу с церковью: сперва красным, потом черным, при этом держа желтый в зубах. Он облизывал губы, меняя цвета и нажимая на лист так сильно, что оранжевый не выдержал и треснул.

Какое-то время он сидел и смотрел на то, что сделал с книгой Сестры, пытаясь постичь тайну свершившегося.

«Вот и церковь, вот и шпиль…»

Вдруг, точно ворона каркнула, вымолвив его имя на своем странном языке, раздался голос Бабы:

– Рыбик! Рыбик!

Малёк положил пенал с карандашами обратно в дупло. Затем сунул книгу за пояс тонких дешевых джинсов, из которых вырос уже на несколько дюймов, и ловко перемахнул через край платформы к доскам, которые они с Сестрой прибили сверху и снизу вдоль соснового ствола. Пока он быстро спускался, его чешуйчатая кожа на оголенном торсе казалась почти такого же цвета и текстуры, что и само дерево. Спрыгнув на землю, он тотчас побежал, перебирая широкими босыми ступнями, не обращая внимания ни на сосновые иголки, ни на корни, коловшие ему перепонки между пальцами.

Он вышел из-за деревьев к краю небольшого известнякового оврага, разрезавшего остров надвое. По его дну проходил канал с ряской и водорослями, а еще омутами, достаточно глубокими, чтобы плавать. Серые сланцевые стенки, поросшие соснами, торчащими под чудными углами, от времени и воды тянулись ступеньками. Мальчик бойко проскакал между ними, спустившись с одной стороны и поднявшись с другой.

Он сбежал со склона и вышел из гущи деревьев, миновал козий загон, где жевала жвачку одна белая коза. Затем сарайчик, где он хранил свои шкуры и ножи для свежевания, лук со стрелами и комиксы. Мимо Бабиной бани с ее пауками и вечно сырым запахом дыма.

Мимо собственного огорода, где росли кабачки, бобы, кукуруза, бамия, помидоры и клубника – высокие, густые и пышные, словно сама почва одобряла его усилия. По периметру были расставлены всевозможные хитроумные приспособления из консервных банок, колокольчики из бутылок и дивные самодельные безделушки, чтобы отгонять кроликов и оленей, пусть ни один зверь и не отваживался посягать на его грядки. Они вдоволь наелись клевера, кудзу и немногих цветов, которые годами высаживала Сестра, но в саду Малька не пострадал ни один листик.

Баба стояла на краю двора, низенькая, кругленькая и нетерпеливая. Из теней под крыльцом на сваях выходили бурые цыплята и пищали у старухиных ног. Она сыпала корм из передника и цып-цып-цыпала курам. Потом посмотрела на разинувшего рот мальчика и сказала:

– Сестра.

Он увидел ее у подножия холма – она несла картонная коробку с продуктами.

Мальчик ринулся по красной тропинке через заросли кудзу.

Старуха высыпала остатки корма на землю и пнула петуха со ступенек.

Миранда вышла из-за деревьев на поляну, неся на плече коробку, набитую банками с фасолью, квашеной капустой, кофе, табаком, мешочками с мукой и сахаром. За спиной у нее висел охотничий лук и колчан со стрелами. Мальчик выбежал, чтобы ее встретить, по крутому, поросшему кудзу склону, и, очутившись на траве, вскинул огромные веслоподобные руки, чтобы обхватить Миранду и прижать к себе. Она погладила ему затылок – он утыкался лицом ей в живот. От него исходил сильный рыбный запах – живой, здоровый. Он ей улыбался, так что она видела его мелкие кривые зубы. Затем передала ему коробку и смотрела, как он проворно взбирается по тропе вверх. Сама двинулась следом, используя нижний конец лука вместо трости.

Старая Искра сидела в своем кресле-качалке на крыльце, хлопая мух сетчатой мухобойкой и сваливая их трупики в согнутую металлическую ложку, прибитую к перилам. Все это она проделывала с величайшей заботой. На ней был длинный передник поверх домашнего платья и грязные мужские ботинки. Тонкие седые волосы были перевязаны обрезком синей ткани. Глаза – узкие и темные. Когда Миранда с мальчиком взошли на крыльцо, старуха выстрелила струей жевательного табака в металлическую банку, набитую листьями кудзу.

– Подай кукурузу, – велела она мальчику.

Миранда взяла коробку у Малька и ушла в лачугу. В просторной, но тусклой и затхлой комнате из мебели были только кухонный стол со стульями да старая качалка у окна. Плетеную корзину у каменного очага, где стояла чугунная печь, наполняли щепки для растопки. Стены – из неструганой сосны. Войдя на кухню, Миранда протиснулась сквозь занавес из устричных раковин, нанизанных на леску, и потянула за веревочку, чтобы включить свет в кладовке, являвшей собой тесное пространство со спертым кедровым запахом. Слыша, как под половицами пищат цыплята, Миранда разбирала коробку, расставляя консервы этикетками вперед между банками с маринованными овощами, сушеными кореньями и дикими травами. На верхних полках стояли другие банки, покрытые пылью и со странным, разбухшим содержимым.