Из-за острого недостатка автомобильного топлива население столкнулось с новой напастью. В Петрограде, к примеру, служба Скорой помощи была вынуждена сократить свою деятельность до минимума. 29 мая 1918 года газета „Вечернее слово“ опубликовала красноречивую заметку „У 'Скорой помощи' нет бензина.“ [273]

Приостановка работы экстренных бригад на пике инфекционных заболеваний была сродни катастрофе. В разгар тифозной эпидемии эпидемический отдел Скорой помощи сильно помог петроградскому населению в деле перевозки заболевших и дезинфекции заражённых помещений. [274] Теперь же большинство машин было обездвижено.

В городских больницах дело обстояло не лучше. Инженер-железнодорожник Ю. В. Ломоносов вспоминал, как в конце декабря 1919 года Москва погрузилась во мрак: не было ни тока, ни свечей. По словам советского деятеля, в родильных приютах женщины рожали в потёмках, а в больницах необходимейшие операции откладывались до утра. [275]

Острый дефицит электроэнергии прослеживался на протяжении всей Гражданской войны. В той или иной мере он охватил все городские центры республики. [276] В ряде городов вроде Самары властям за отсутствием тока пришлось закрывать кинотеатры и бани. [277] , [278]

Городской транспорт также пострадал от нехватки электроэнергии сильнейшим образом. Остановка электростанций и снежные завалы на улицах вели к тому, что и без того редкое трамвайное движение то и дело оказывалось парализовано. [279] , [280] Весной 1919 года в Москве трамвайное движение совершенно замерло. По сообщениям прессы, из-за отсутствия электроэнергии вагоны трамваев даже не могли вывезти в парки. Они так и стояли на улицах там, где остановились в момент прекращения тока. [281]

С остановкой электроэнергии в городах пассажирам трамваев приходилось выходить из вагонов и продолжать свой путь пешком по городу. При отсутствии извозчиков эти изнуряющие переходы могли продолжаться часами. Они происходили и в непогоду: и в дождь, и в град, и в метель. По сообщениям современников, они были тяжелы. [282] , [283]

Поэт Сергей Спасский вспоминал, что не связанная трамваями Москва представлялась расползшейся и громадной. По свидетельству Спасского, расстояния приобрели первобытную ощутимую протяженность. В своём передвижении по городу мемуарист выработал технику сокращений и пользовался переплетениями переулков. Он писал: „Сколько раз я проделал этот путь в течение ближайшего времени!“ [284]

Электричество в домах давалось с перебоями на час, на два. Свидетельница тех лет писала, что если электричество горело весь вечер и ночь, сердца обывателей сжимались в смертельном ужасе: это означало, что в квартире шли обыски. [285] Обыски сопровождались арестами. [286] Обыски, конфискации и заключения под стражу пользовались приоритетом Совнаркома. Для этого электроэнергии и автомобильного топлива на жалели.

Кризис топливного снабжения в постреволюционные годы стал синонимом постылого, унылого холода. С отключением отопления паралич начал сковывать города и посёлки страны. Примусы и керосинки были хозяевами кухонь того времени. Но с дефицитом керосина и нехваткой керосиновых ламп и тем, и другим пришлось искать замену. [287] , [288]

Экономист А. С. Посников отметил, что в деревне местами опять пошла в ход лучина, и женщины сняли с чердака давно забытые светцы. [289] Топливный голод компенсировался интенсивным использованием дров для отопления примитивных печурок. Необходимость в резком увеличении дровяных заготовок стала толчком к мобилизации населения. Отсутствие отопления было настолько злободневным, что весной 1919 года властью обсуждался проект декрета о постепенной замене налоговой системы трудовой повинностью по заготовке топлива. [290]

При советской власти каждая зима превращалась в неистовую борьбу за выживание. Описывая атмосферу отчаяния в стране, писательница Рашель Хин-Гольдовская отметила, что было темно, холодно и грязно. Свидетельница записала в своём дневнике: „Мне часто кажется, что мы уже не живые люди, а старые автоматы. Вот-вот заржавленный механизм остановится и мы повалимся.“ [291]

В зимние месяцы кирпичные и каменные стены жилищ впитывали холод до такой степени, что температура внутри и снаружи домов отличалась всего на несколько градусов. Стужа в квартирах была неотступной. Поэтому зимой порчи продуктов в жилищах можно было не бояться. [292] Один мемуарист выразительно подметил, что частные дома и многоквартирные здания напоминали холодильники. [293]

Из-за холода жильцы были вынуждены носить дома пальто и шапку, одевать шарф и спать, не раздеваясь. Многие одевали на себя по нескольку свитеров и кофт. [294] Художник Юрий Анненков писал в своих воспоминаниях, что с приходом зимы он ложился спать в тулупе и валенках, в барашковой шапке, накрываясь одеялами и коврами. К утру металлический остов кровати, брови и ресницы Анненкова покрывались крепким инеем, а самогонная химия уже не помогала. [295]