Вследствие этого между жильцами усилилась ругань, грызня и развились доносы. Ещё одной заботой стал резкий дефицит дров для „буржуйки“. Талонных дров не хватало даже на отопление кухни. [337] Дополнительные дрова нужно было покупать в кооперативе или доставать самим. В условиях топливного краха цены на дрова подскочили до такой степени, что семейный бюджет абсолютного большинства граждан не мог покрыть закупки дров.

Государственное распределение дров работало крайне скверно. Талоны на топку выдавались гражданам и учреждениям в совершенно недостаточном количестве. Так в Астрахани официальная печать информировала население о том, что с 28 сентября 1918 года норма составляла всего одну сажень (213,36 см.) на топку. Эту норму дров выдавали на всю зиму. [338]

При этом граждан при получении карточек обязывали заявлять о своих запасах дров, превышающих полсажени. За сокрытие дров виновных лишали продовольственных карточек. А домовладельцы или их уполномоченные привлекались на основании пятого параграфа обязательного постановления к суду народного трибунала. Городской отдел Продовольствия просил все должностных лиц Астрахани вывозить отпущенные дрова со склада „отнюдь не позже двух суток со дня отпуска“, обеспечивая командируемых соответсвующими мандатами. [339]

Даже законное отоваривание дровяной карточки превращалось в испытание на выносливость. Историк С. М. Дубнов описал, как получал дрова по ордеру в дровяном отделе районного Совета в декабре 1918 года. Пожилой учёный занял место в длиннейшей очереди из сотен граждан. Очередь растянулась на ступеньках задней лестницы огромного двора от нижнего этажа до четвёртого. Дубнов два часа простоял в этой гуще несчастных, волнующихся людей. И вместе с сотнями других он ушёл ни с чем. [340]

Мемуарист был не в силах скрыть своего горького разочарования. Дубнов записал в дневнике: „До нас не дошла очередь, и служащий с верхней площадки объявил, что больше ордеров сегодня выдавать не будут; велел приходить завтра, а многие ходят уже по нескольку дней. Если б слышали 'власти' эти проклятия по их адресу!“ [341]

Даже если дрова и удавалось получить, их перевозка домой при простое общественного транспорта представляла собой дополнительное обременение. Тяжёлую вязанку приходилось перевозить собственными усилиями. Искусствовед В. П. Зубов, вспоминал, как однажды ему пришлось на спине протащить через всю Москву, останавливаясь каждые двадцать шагов для отдыха, большую связку дров. Её Зубову отпустили по ордеру Наркомпроса. [342]

Миллионы людей в республике оказались вынуждены возить дрова по городу на санках. В постреволюционные зимы санки превратились в такой же символ времени, как и „буржуйки“. Санки помогали населению дотащить дрова и продукты до дома. Они спасали людей от неминуемой гибели. [343]

Чрезвычайно наглядный эпизод на эту тему привела дочь Льва Толстого, – Александра Толстая. Экс-графиня вспоминала, как в книгоиздательстве „Задруга“ членам правления выдавали дрова. Толстая не могла поднять осьмушку дров, которая ей полагалась. Ей пришлось попросить молодую машинистку из Толстовского Товарищества ей помочь. Толстая и её спутница взяли двое саней, погрузили дрова, связали их и повезли. [344]

Толстая тащила свои сани с трудом. Она вспоминала, как усиленно билось её сердце и подкашивались ноги: „Тошнило. Когда я вспоминала о нескольких лепешках на какаовом масле, которые надо было растянуть на несколько дней, – тошнота усиливалась. Мы двигались медленно, то и дело останавливались, чтобы передохнуть. Так было жарко, что я расстегнула свою кожаную куртку. Пот валил с меня градом, застилая глаза. – Будь она проклята, эта жизнь! Сил не было. Хотелось сесть прямо в этот грязный снег и горько заплакать, как в детстве.“ [345]

Ещё одной бытовым затруднением стало то, что из-за дефицита дрова и деревянные ящики в учреждениях и в жилых дворах разворовывали. [346] По наблюдению очевидцев, дрова стали драгоценностью и их приходилось хранить в квартирах. [347]

Современник В. В. Стратонов пояснил, что в больших залах, на паркетах часто устанавливались штабели дров: „А отсюда – только шаг до колки и рубки дров в квартирах. Гулкие удары колуна раздавались по многоэтажным домам, сотрясая потолки, заставляя срываться картины и лампы со стен. С этим злом боролись, но борьба была трудна.“ [348]

В вопросе топливных поставок советский режим никак не мог сдвинуть дела с мёртвой точки. Это привело к тому, что вся тяжесть топливного кризиса пала на плечи населения. В ряде городов вроде Восточно-Сибирского Минусинска власти решили наложить на всех „капиталистов“ особый налог для доставки угля и дров. Финансовому отделу и отделу контроля над производством было поручено разработать план доставки дров и угля в город в необходимом количестве за счет имущих классов. [349] Разумеется, сути проблемы подобные популистские меры изменить не могли.