Я закашлялась ещё больше. И как она вообще может говорить об этом? Да ещё так спокойно и вульгарно. Грубые слова так и сыпались из её рта, а я съёживалась, будто они были камнями, летящими в меня. Впрочем, то, что для меня странно и неприемлемо, для неё — вполне естественно.

— Привыкай, — заключила Рэшма.

— Нет! — чуть ли не закричала я, откашлявшись. — Я так не смогу!

— Сможешь, — заверила она.

Мне стало казаться, что мы разговариваем на разных языках. Неужели она не понимает меня?

— Рэшма, я не намерена вести себя так. У меня есть муж, и я буду хранить ему верность.

— Верность? — словно испугавшись этого слова, переспросила Рэшма. — Она ничего не стоит. Единственное, что имеет над тобой власть — это голод. Когда он станет главной проблемой, верность перестанет что-то значить.

— Я лучше умру с голода, чем стану торговать собой! — взвилась я, раздувая от негодования ноздри.

— Да? — с хитрым прищуром спросила Рэшма. — А готова ли ты к тому, чтобы голодал твой мужчина? Судя по всему, ты его любишь. Посмотрю я на тебя, когда он начнёт шататься от голода. А если ты зачахнешь от недоедания, он будет вынужден уйти к любой другой женщине, которая сможет готовить ему и стирать одежду. Изгои в одиночку не выживают.

— Сэтман никогда не уйдёт к другой женщине! — с жаром воскликнула я.

— Пока ты жива-здорова, не уйдёт, — согласилась Рэшма. — Но стоит тебе занемочь, и готовить будет некому, он станет голодать. Тогда быстро найдёт тебе замену.

— Нет! Сэтман не такой!

— Какая же ты наивная, — вздохнула Рэшма, и добила меня словами: — Не ты в его постели первая и не ты последняя. Суровый быт убивает любовь. Больше я ничего не скажу тебе, но скоро ты сама всё поймёшь. А сейчас пошли на рынок. Нам надо многое успеть.

Она взяла две большие корзины и одну из них протянула мне. После нашего разговора, я не горела желанием продолжать с ней общаться, но выбора у меня не было. Рэшма вызывала во мне смешанные чувства. Она была готова помочь, но её образ жизни и неразборчивые половые связи вызывали во мне брезгливость и презрение.

Памятуя, что нахожусь в пристанище изгоев, где каждый второй — вор, я забеспокоилась об открытой двери. Хоть богатств у нас не имелось, зато был мешок с несколькими буханками хлеба. А для меня они являлись сродни сокровищу. Но Рэшма успокоила:

— В личные жилища могут входить только хозяева. Когда они дома, к ним могут приходить другие люди. Но без них дверь не откроется. Только уроженцы правящих семей смогут войти в жилище без хозяина. Однако благородные сюда не захаживают.

Мы шли по извилистым улицам просыпающегося города. Нам встретилось несколько людей, убирающих грязь с дороги.

— Мусорщики, — шёпотом сообщила Рэшма. — Им повезло больше, чем нам. Их обеспечивают работой в городе и платят больше, чем в каменоломне, хоть труд легче.

Глядя на копающихся в грязи мусорщиков, я бы не сказала, что им повезло. Но тут же подумала, что в каменоломнях, наверное, в сто тысяч раз тяжелее работа. Да ещё и за гроши.

— А я смогу устроиться мусорщиком? — спросила я, надеясь, что сумею выполнять ту же работу, что и они.

— Нет, — Рэшма даже закрутила головой. — Мы считаемся недостойными. Так что забудь. Даже твой благородный цвет волос не поможет, поверь.

Я сникла, но всё же не хотела сдаваться:

— Но может, есть хоть какое-то место, где я могла бы найти работу?

Рэшма снова закрутила головой. А потом её словно осенило.

— Не буду обещать, — заговорщическим шёпотом заговорила она, словно выдавала великую тайну, — но я попробую договориться насчёт тебя. Пару раз в неделю меня приглашают в дом правящей семьи. Хозяин благоволит мне, и, если я попрошу, может, возьмёт тебя на работу.

— А что надо будет делать? — мои глаза зажглись нетерпением.

Я готова была мыть полы, готовить еду, стирать, убирать. Я согласна была делать всё. Пусть только возьмут! Более работящей прислуги им не сыскать!

— Хозяин тебе объяснит, — махнула рукой Рэшма.

Глава 22

Надежда

Хоть было раннее утро, но рынок уже кипел. Мы еле протискивались между рядов.

— Если потеряешься, дорогу домой сама найдёшь? — заботливо спросила Рэшма.

— Да, — заверила я её, а сама усомнилась, и для надёжности, взяла девушку за руку.

Она подводила меня то к одному, то к другому прилавку и, спрашивая цену, шла дальше. Когда ей назвали приемлемую стоимость, она начала выбирать продукты. Накидала мне и себе в корзину овощей и зелени. Я протянула её деньги, что дал нам с Сэтманом булочник, но она отодвинула мою руку.