Подхватив с земли верную фомку, сунул в рукав. Зябко кутаясь в бушлат, вышел из-под козырька, осмотрел молчаливую девятиэтажку. Дом казался вымершим. Ни на лестничной клетке, ни в квартирах — нигде не горел свет. Некоторые окна и вовсе были выбиты, зловеще размахивая белоснежными занавесками на холодном ветру.

«Всё понятно», — укутался я за теплым воротником, поковылял в нужную мне сторону. Пагубное влияние лучезарного пропало, а значит светоносный наверняка уже труп. — «Игнатова съел подъезд».

За спиной послышалось бряцанье железом и топот ног — вояки бежали проверить кто орал и причем тут Игнатов. Я продрался сквозь кусты, обошёл бесчувственного радиста, забрал у мертвеца неподалеку каску с кровью.

«Не много тут», — оценил я полученный объём.

Плескалось на самом дне. Громко выдохнув, сосредоточился. Кривые алые каракули вновь загорелись под моими ногами, буква за буквой потянулись по следу. Скупо разливая кровь из кевларового котелка я заспешил прежним маршрутом. Первый круг, считай, закончен и теперь любой, кто ступит на эту заговоренную сияющую полосу окажется у чертей на вертеле. Отлично.

Глава 8

Закончив первый круг, я вновь оказался у стартовой точки. Перевернутое авто, паук и псевдо-заместитель директора по-прежнему были на месте, но что удивительно — зубатая гадина каким-то образом умудрилась оставаться в живых. Судя по тому, как скулящую образину мощно потряхивало, цыганский барон как-то изловчилась и шибанула себя и своего восьмилапого пленителя электрическим разрядом. В пользу данной теории говорил и внешний вид моего волосатого попутчика. Паук, со свойственной ему находчивостью и упорством, замер в паре метров от скулящего деликатеса и на глазах у последнего обрастал смолянистой на вид диэлектрической прослойкой. Я даже потрогал обновленный хитин на волосатом брюхе. Ну точно, как резиновый. В общем, ситуация для собаки всё ещё была патовой и если у зубатой выдры не припасено других фокусов для голодного арахнида, то жить ей оставалось совсем не долго. Паук практически закончил эволюционировать.

Задерживаться возле этой парочки я не стал. Высунув голову поверх перевернутого авто, быстро оценил ситуацию во дворе, прикинул количество вояк и траекторию движения Настасьи Павловны, отметил ещё две бутылки Молотова, летящие с небес на землю, и поспешил в темноту. Пленный цыганский барон, сообразив, что я вновь отчаливаю, взвыла как не в себя, затрепыхалась, задергалась с утроенной силой и принялась скулить так жалобно и тошно, что хоть ты рядом ложись и тоже помирай, столько безнадеги и отчаяния было в этом пронзительном собачьем соло. Я остановился. Слушать все эти предсмертные вопли было выше моих сил, а потому я вытащил фомку из рукава и решил прервать муки несчастной собаки прямо здесь и сейчас. Думаю, именно на это она мне и намекала.

Встав над заместителем директора, замахнулся монтировкой, прицеливаясь. Выдра, сообразив, чем для неё всё внезапно обернулось, вновь бросила все силы в собственный вокал и взяла решающую, отчаянно высокую ноту в этом последнем в её жизни сольном концерте. Взяла такую пронзительную и душераздирающую, что от накатившей к собаке жалости у меня аж сердце в тиски защемило и нестерпимо захотелось бросить всё и уйти в благотворительность. В красный крест, например. Прямо здесь и сейчас.

Я опустил монтировку. Собака перестала выть. Я вновь замахнулся. Выдра вновь заголосила.

«Херово», — мысленно почесал я в затылке. — «Ощущаю себя убийцей ни в чем не повинных домашних животных»

Я присел над затихшей образиной, принялся защищать сутулую собаку и искать причины почему мне не стоит убивать псевдо-заместителя Настасьи Павловны.

«Заряжать её в пушку черти побоятся», — перебирал я варианты, загибая пальцы. — «Слишком прыткая для снаряда. Слюнявить бабосы — тоже не вариант. Место и время здесь неподходящие. Да и нужной емкости под порошок я до сих пор не нашел. Всё добро по сумке рассыпется»

«Да не, глупости какие-то», — мотнул я головой, вновь замахнулся. — «Разве что…»

— Ты рисовать умеешь? — не особо рассчитывая на успех задал я вопрос.

— У… У… УМЕЮ!! — неожиданно заголосила собака, принялась интенсивно трясти башкой в подтверждение сказанного.

— М… М… Мазюкаю так, что л-любая выдра обз-завидуется, — запинаясь от страха запричитала зубатая. — Я и для п-п-подземных рисовала, каракули всякие. Им очень понравилось!

— Серьезно? — удивился я неожиданным подробностям. — И что, хвалили?

— ОЧЕНЬ! — жарко заверила меня собака, попыталась убрать свою прокушенную башку подальше от подбирающегося к ней голодного арахнида. — П-правда в катакомбы меня после этого пускать перестали, но там со всеми так. Подземные чужаков не любят.

— Ясно, — пожевал я губами. — И всё?

— Р… Р… Разведчикам карту рисовала! — лихорадочно затрясла башкой зубатая, вновь принялась жалобно скулить и трепыхаться. — Два дня мазюкала! Сделала им подробный маршрут до старого аэродрома. Через минные поля и заброшенную свалку. Как и просили. Вроде бы…