– Ты о чем? – так аппетитно вытирает салфеткой губы, что не сдерживаюсь, беру еще одну салфетку и касаюсь ею уголка ее губ сам. Вздрагивает, и не отстраняется. – Что ты делаешь?

– Предоставляю полный спектр услуг Ру, а потом ты воздашь мне так же.

– Полный спектр?...

– Ага, – бросаю салфетку в мусор, ее и свою, и наклонившись нагло целую. Обнимаю, прижимая к себе ближе. Ладонью обнимаю за шею, не давая шанса на спасение. Сначала что-то мурлычет, а потом перестает, просто откликается. От этого я становлюсь как будто то долбанное масло, тающее при высокой температуре, разве что не растекаюсь по сидению. Не могу держать себя в руках. Виноградинка такая вкусная, недоступная, как будто тот заветный фрукт, которого никогда не пробовал.

– Мэлс...

– Просто помолчи.

– Мэлс, – отталкивает, – Не нужно. Я не буду той, кто скрасит твое время в эти дни, пока мы... короче говоря, брак у нас фиктивный, поэтому мы не будем целоваться и все такое прочее. Понял? – смотрит в лицо, пытаясь своим взглядом мне доказать что-то.

– А если бы был настоящим, то позволила бы?

– Дело не в этом. Я не буду играть в эту игру: муж и жена. После того, как Либертау и ты станете свободными от Творца, наши пути разойдутся в разные стороны, как те корабли в море, каждый избрав новый путь.

– Ты все равно не ответила на вопрос. Ты хочешь чтобы у нас был настоящий брак?

– Возможно, – неоднозначно отвечает, – Но тебя такое не устраивает. Да и веры тебе, если скажешь, что у нас все по-настоящему нет, если честно.

Не отвечаю. Дьявол, этих целомудренных девушек, что ждут какую-то дурацкую первую любовь или настоящее чувство, не знаю, нужно разочаровывать сразу, а не дарить надежду, что все у них в будущем будет идеально. Получить удовольствие уже сейчас, значительно лучше, чем ждать каких-то несбывшихся надежд в жизни.

– Хорошо. Я тебя понял. Едем в Алетандру, а там видно будет, – бросаю ей, сам не зная зачем, такие слова, и пересаживаюсь на место водителя. Рунта усаживается на заднем сидении, накрывается моей курткой, пока завожу автомобиль, и почти сразу засыпает. Включаю печку, чтобы было теплее и погружаюсь в темноту ночи, надеясь успеть к шести утра на встречу с Эйсом.

Мэлс

Когда утреннее солнце выныривает из-за серых, тяжелых облаков мы почти на финишной прямой. Остается еще несколько километров, доехать до того самого завода и остановиться за самим зданием. Его – из грязного кирпича, здоровенное, обшитое металлическими листами, уже видно полностью. Нервничаю. Какое-то внутреннее чутье просто таки дрессирует меня, шепча на ухо, что не все пройдет гладко, как хотелось бы, и я не знаю, что конкретно имеется в виду: Эйс и новая машина, или то, что будет дальше.

С запада дует сильный ветер, вздымая горы мусора на твердой, мертвой земли, что окружает завод. Швыряет банки и какие-то куски бумаги прямо в окно, мешая внимательно следить за дорогой и не въехать колесом в яму, глубиной где-то километров двадцать – это так мусор прячут. Виноградинка просыпается, понимаю это по шуму, что доносится сзади и ее удивленного вскрику, когда, вероятно, смотрит в окно.

– Это что, Алетандра?

– Да, Ру, это Алетандра, столица Алки.

– Ужас, – отвечает, а я наверное именно в этот момент смотрю на все ее глазами, словно вижу впервые. Конечно город я действительно с такого ракурса вижу впервые, раньше мне не приходилось заезжать в него через промышленные районы, загрязненные и вонючие, с голодранцами везде, но все-таки я их видел. И вдруг становится так стыдно перед самим собой, и перед Ру, ведь понимаю, что все это время жил не заморачиваясь, что где-то, в другом конце города живут люди, которые не имеют лишнего куска хлеба, или теплых вещей. Господи, неужели я на самом деле был таким тщеславным, богатеньким козлом? Стоп. Почему был? Я же такой и есть, не так ли? Разве я изменился? Особенно если учесть то короткое время, которое отсутствовал. Разве меня, Мэлса Блэка, волнует, как живут другие? Да начхать мне на все это.

– Если в столице так живут промышленные районы, – продолжает моя жена, – То как живут люди за ее пределами? Неужели нет никого, кто бы хотел помочь этим бедным людям?

Молчу, на ее слова мне нечего сказать, потому что в действительности всем нам, мажорам из Алетандры, наплевать кто и как живет. Только раньше мне за это не было стыдно. А Ру продолжает:

– У нас никто не живет в таких условиях. Папочка контролирует всю страну, бедных нет. Ты и сам видел, что мы с папой живем не в хоромах, потому что не в деньгах счастье, а в процветании души. Но здесь....Это не просто ужасно, Мэлс, это отвратительно. Как можно любить себя настолько, что позволять людям, которым не повезло родиться в более богатой семье, умирать с голода, работать на таких работах...

– Кто-то должен работать..., – пытаюсь оправдаться, сам не знаю почему, как будто это конкретно я виноват в том, как живет Алка.

–Да! Но за достойную оплату труда. Я рада, что Либертау не часть Алки.

Смотрю на нее сквозь зеркало заднего вида и вижу в глазах настоящую ярость на ситуацию, свидетелем которой она стала. Рунта, встревожена нашим порядком вещей, ее это поразило настолько, что даже слезы появляются.

– Чего ты плачешь? – в недоумении спрашиваю.

– По этим людям, Мэлс. Мне жаль их. И знаешь, – продвигается между сидений, – Если ты хочешь сыграть в свою игру про семейную пару, то первое, что должен - это изменить жизнь этих людей, жизнь рабочего класса.

– Ты прямо настоящая оппозиция, – шучу, – Вообще это означает, что ты соглашаешься стать настоящей женой? Со всеми вытекающими ласками и прочим?

– Ты, как всегда, все перевернешь. Неужели тебе самому не хочется изменить жизнь в Алетандре? Раскрасить ваши серые цвета в яркие? Воплотить жизнь в реальность? Имею в виду настоящую жизнь: счастливую, полную не просто надежд или мечтаний про кусок хлеба, а такую, чтобы им самим, населению, хотелось бы делать что-то для своей страны.

– Тормози, Рунта. Я не Создатель.