– Это неправильно. Так не должно быть. Ты вмешиваешься в естественный процесс самой матушки Земли.

– Рунта, – переводит взгляд на меня, когда останавливается на светофоре, – Я должен вмешиваться, потому что если не буду этого делать, то матушка Земля оставит Алку без еды в буквальном смысле этого слова.

– А ты не думал, что она наказывает вас за то, что вы делаете своими химикатами? Либертау таким не занимается и наш грунт чистый и дает хороший урожай.

– Не думаю. Смотри.

Мы проезжаем еще один торговый центр и оказываемся на дороге рядом с огромной и величественной площадью, посреди которой стоит просто невероятных размеров фонтан – жар птица, которая просто на глазах превращается в пепел, сгорая водой – пламенем, а затем снова становясь птицей с широкими, красивыми, красными крыльями и красивым хвостом.

– Этот фонтан воплотил в жизнь один известный деятель и скульптор Алки – Джейкоб Эрендейл. Но из-за того, что поставив этот фонтан с призывами к населению о том, что все мы должны переродиться, как те фениксы и стать свободными от власти Творца, его казнили прямо там. Псы папы сожгли его прямо в воде, окрашивая ее в красный цвет. Семью бросили в Лозу. После этого ни один человек не промолвил ни слова против Творца вслух и не коснулся своей ладонью воды в фонтане в память Джейкобу, который хотел стать свободным. Таким игнорированием этого произведения искусства, точнее места убийства скульптора население выражает молчаливые протесты, которые папа позволяет высказывать.

– Для чего ты мне это рассказываешь? – шепотом произношу, а сама не могу отвести взгляда от феникса, раз за разом цвет воды которого становится ярче.

– Для того, Ру, чтобы ты понимала серьезность наших действий. Если у нас что-то не получится, улетит не только твоя голова, или чья-то еще, но и моя.

– Но ведь ты сын!

– Джейкоб Эрендейл был другом детства моему папаше, – пустым голосом говорит Мэлс, а у меня от услышанного волосы на голове начинают шевелиться, – Поэтому хочу, чтобы ты поняла, что если я иду на такой шаг, как сейчас, то это не просто ради свободы...Я иду против системы и знаю, что в случае неудачи меня ждет судьба Джейкоба.

– Неужели ты думаешь, что он сможет так поступить с собственным сыном?

– Тут даже думать не нужно. Я просто это знаю.

– Мэлс, – касаюсь его руки на руле, – Тогда для чего все это? Какой ты на самом деле? Надменный и самоуверенный, безумный и дикий сын Творца? Или добрый, справедливый и ответственный?...

– ....сын матери, – добавляет Блэк и от тона, которым это говорит, понимаю, что на самом деле он не плохой, а все то, что было его жизнью все эти годы – просто маска, которая скрывала его истинное "я" перед отцом. Потому что не становятся люди за день добрыми, если это добро не жило в их сердцах до этого. Не становятся ответственными и честными, пусть и не всегда, если не были такими с рождения.

– Ты все это время лишь носишь маску, так Мэлс? Перед всеми, чтобы не показаться слабым. Чтобы показать, что тебя лучше не трогать.

– Поверь, Ру, иногда я действительно сумасшедший и инфантильный, развращенный и коварный.

– О, верю, – смеюсь, вот только смех получается горьким, – Но это лишь просто маска.

Мэлс ничего на это отвечает. Не опровергает, но и не подтверждает. Просто переводит взгляд с моего лица на дорогу и останавливается рядом с величественным зданием похожим на средневековый дворец. Даже шпили есть. И брама. Величественная такая, с узорами и гербом на металлических палках.

– Что это такие?

– Это, Виноградинка, наш первый шаг. Если они поддержат нас, то остальная элита тоже!

– Кто это?

– Мой крестный отец, Ру: Альварес Эрай.

– Альварес Эрай? Никогда о таком не слышала.

– Потому что он один из членов Договора, которые много чего решают там, а живет здесь под прикрытием уже много лет. Сначала он работал на папу, но в последние годы только притворялся, если верить тому, что я на него накопал еще несколько месяцев назад. Поэтому-то мы здесь. Скорее всего в его планах сместить Творца с помощью сил Договора. И если я смогу доказать ему, что мы с ним заодно – нам будет гораздо проще.

– Потому что не придется ездить по всей элите Алетандры?

– Именно так. Пошли, – останавливает авто перед величественными дверями этого дворца, объезжая вечно зеленый газон.

Мэлс

Мы с Рунтой подходим к двери дома моего крестного отца. Если быть откровенным, то все мои слова сказанные о нем жене не подтверждены ничем, и являются лишь догадками, поэтому сейчас я нервничаю. Результат нашего разговора решит все. Дворецкий открывает дверь. Как всегда на его лице ни одной эмоции, лишь одна бровь едва поднимается. Он пропускает нас в дом. Наши шаги эхом отражаются от стен. Рунта с интересом рассматривает величественные статуи, лестницы, достойные королевских особ, и люстру, висящую прямо над головами, освещающую все вокруг ярким светом.

А вот по лестнице спускается и крестный. И что-то я не вижу радости на его лице. Скорее осторожность и недоверие. Но все это моментально скрывается за широкой улыбкой и распростертыми объятиями, с которым приближается ко мне.

– Мэлс, парень, рад тебя видеть, – Альварес Эрай обнимает меня, хлопает ладонями по спине и отпустив делает шаг назад, рассматривая Рунту, – Насколько могу верить твоему отцу – это Рунта Риччи, дочь Одре Риччи и будущий главнокомандующий Либертау?

– Именно так, – соглашаюсь. Крестный в халате и домашних шелковых брюках. На ногах мягкие домашние тапки и судя по небритому лицу так он проводит последние несколько дней.