Судя по стуку каблучков позади меня вышагивала ещё и Лера. Девочки запомнили, где видели нас в прошлый раз и с утра поспешили сюда, чтобы снова застать Ахмеда. Какие умные девочки.

Большего унижения я не испытывала никогда. Для них я была пустым местом.

— Можно кофе? — Лера находу бросила заказ официанту и приставила стул к нашему столику. Вторая девушка была в широких розовых брюках и прозрачной блузке. Все это время Аль-МАктум сохранял безразличное выражение лица. Он просто осмотрел девушек пристальным взглядом. — Тоже любите тут завтракать? Ты мне не позвонил, и я подумала, что ты потерял мой номер.

Лера положила руку поверх руки Эмира, которая покоилась на клавиатуре ноутбука.

— А должен был? — нужно было видеть, как лица девчонок становятся растерянными, а самоуверенность испаряется. Они переглядываются и ничего не понимают. При этом сам Ахмед спокойно отправляем кусочек яичницы себе в рот рукой, которую пару секунд назад стискивала Лера.

— Ну мы просто тогда…

— пососали мне. Я помню. — он тяжело вздыхает и смотрит на меня, словно говорит это все мне. У меня становится сухо во рту. Безразличие мужчины, как плевок в лицо им. — Сумма не устроила? Мало? Так мне особо и не понравилось, чтобы я заплатил больше.

Все посетители кафе замирают, потому что Ахмед говорит будничным тоном и не собирается снижать громкость. Факт того, что Лера и Таня отсосали ему ставится общественным достоянием. Внутри меня растекается злорадное чувство мести.

— Ах…

— Убери, пожалуйста, своё лицо от меня. — он вежливо скидывает Таню с себя еле уловимо ведя плечом в сторону. — На будущее, я не люблю, когда меня тревожат во время завтрака. Кофе будете пить за своим столиком. Амин ПОДАСТ Вам деньги, если своих нет, за это можете не беспокоиться.

— Но Вика… — Таня судорожно показывает на меня пальцем, не понимая, что я тут делаю.

— Не смей даже сравнивать себя с ней… — Аль-Мактум приподнимает руку и обрывает речь Тани, после чего щёлкает пальцами и говорит Амину: проводи девушек. Они меня начали раздражать.

Вот так просто. Без церемоний и объяснений. Вчера минет, а сегодня они выброшены и не нужны ему. В этом всем Эмир. Я могу оказаться завтра на их месте, начну его раздражать и окажусь на улице.

Льстило только, что он не сравнивает меня с ними.

Не желая коробить свою гордость, я просто промолчала, ни сказала и слова ему, несмотря на весь спектр эмоций внутри меня.

— Не уважаю продажных женщин, никогда не церемонюсь с ними. — словно читая мои мысли и удовлетворяя моё любопытство поясняет мужчина, немного щуря глаза, всматриваясь в моё лицо.

— Но спишь. — уточняю у него, сжимая края скатерти.

— Только после предъявления справки. — усмехается он, немного откидываясь в кресле. — В этих даже хуй брезгую засунуть, мне было больше забавно наблюдать за тобой, как тебя скручивало при виде них. Ты очаровательно ревнуешь, сносит крышу. Я даже поверил, что ты влюблена в меня…

— Почему ты решил, что они продажные? Падкие на деньги, но проститутки… — сердце все же пропускает удар от его слов о моих чувствах. Стараюсь не придавать значения этому.

— Они сосали под столом. Вдвоём. По очереди. Не побрезговали взять бабки, которые я им дал. Вряд ли они таким образом собирают на благотворительные цели. — он кривится. Меня же передергивает, когда я представляю картину. Ревность царапает кожу. Он так спокойно рассказывает мне о минете. Как о мелочи. Но я ведь и не рассчитывала на сохранение верности с его стороны. Хорошо, что хоть справки просит, хоть какая-то гарантия, что меня ничем не заразит.

— А я значит тоже продажная, я же назвала тебе свою цену… — вспоминаю его мне слова о том, как он купил меня. Мне становится больно, что частично он прав, можно по-разному описывать обстоятельства которые меня привели к нему, но они не изменят сути. Мы заключили договоров, при котором я продалась.

— Если утрировать — да. — он говорит спокойно, не пытаясь сгладить углы. Ему пофиг, я задыхаюсь.

— Твоя невеста, наверно, совсем не такая. Бережёт себя для тебя… Как же ты можешь изменять ей. — мой язык начинает сам складывать эти слова в отвратительное предложения до того момента, как мозг сформировал сигнал, что это может быть для меня опасно.

— Не смей даже открывать рот, упоминая ее. — Ахмед мрачнеет. — Если бы она посмела даже подумать о том, чтобы отдаться кому-нибудь чужому, ее бы казнили… за неверность мне. Но даже до сватовства она была безупречной в своем поведении…

Мне будто в глотку залили раскалённые железо, обжигающее и раздирающее изнутри. Невыносимо больно. Как же больно, черт возьми.

Все, что мне остается делать — моргать, не допуская того, чтобы по моим щекам потекли слезы. Смотрю на него, сглатываю все это унижение и делаю вид, что мне безразлично.