Стоило мне понять причину своего страха… и я резко успокоился. Губы сами собой изогнулись в легкой улыбке. Раз дело лишь в страхе, а не в более серьезной, но еще не понятой сознанием угрозе… это ерунда. Страх я преодолевать умею.

— Ты принял решение — понял меня поднявшийся сюда Панасий Фунрич и облегченно выдохнул.

— Ага — кивнул я, продолжая улыбаться — Я принял решение. Мы заходим в бункер.

— Разумно…

— Экспедиция в вымороженный город продолжается — улыбнулся я чуть шире — Выдвигаемся через два часа.

— Тебе понадобится что-нибудь?

— Веревка — машинально ответил я, погружаясь в столь же глубокие, как и недавно размышления, но на этот раз они были куда более конструктивными — Мне нужна веревка и свет. Много света…

— Много света — повторил Панасий и взглянул на остальных — Вы слышали Охотника…

Старики зашебуршились, принявшись натягивать подсохшую одежду. А я продолжал потягивать остывший горчащий чай и прикидывать, какие именно сюрпризы может преподнести нам давным-давно вымерший бункер чужой цивилизации. Как не смешно, но на ум приходили лишь различные удобства вроде горячего душа и не слишком удобных металлических скамеек — сказывался опыт прошлых вылазок…

***

— Господи — выдохнул Гордиян и начал обмякать.

Я потянулся к нему, но подхватить успел уже у самого бетонного пола, где старик и застыл на коленях, вцепившись мне в руку и глядя перед собой. Зажатый в другой его руке дрожащий старый фонарик испускал упершийся в ледяную глыбу луч света.

— Тише — пробормотал я, слегка встряхивая уставшего замороченного деда — Тише, Гордиян. Им уже не помочь.

Странные дела творил этот лед, что порой казался пластичным. Вот и сейчас наплывший на мертвые тела в углу лед почему-то не помутнел, сохранив нереальную прозрачность. В результате луч фонаря легко проник в ледяную толщу и высветил четыре детских и одно женское тело. Мертвые сбились в кучу, сжавшиеся дети скрючились в одинаковых одеялах, приникнув к пытающейся обнять всех сразу женщины с распущенными длинными волосами. Так они и умерли. Трагичное ледяное полотно, что встретило нас в самый неподходящий момент — в момент истощения Гордияном как физических так и ментальных сил.

— Тише — вопреки собственным словам я встряхнул его чуть сильнее и, напрягая мышцы, начал поднимать — Тише, Гордиян. Меньше эмоций. Ладно? — перекрыв собой вид на мертвых, я повторил — Меньше эмоций. Пожалуйста…

Хапанув ртом воздух, Гордиян сипло выдохнул:

— Да… да… — и тут же закашлялся.

— Проклятье — пробормотал я, решительно толкая старика назад, одновременно опуская его на нагруженные веревкой, продовольствием и инструментами костяные легкие нарты на широких полозьях. Гордиян не противился, но как завороженный кривил и кривил шею, пытаясь снова увидеть вмороженные мертвые тела. Шепча ругательства, я укрыл его шкурами, развернул нарты и потащил их за собой по пустому широкому коридору, что шел в темноту. Стоящий на нартах фонарь с рычагом освещал небольшое пространство, отчего я, наклонившись вперед, налегая на ремни, шагал на самой границе света и тьмы, будто стремясь убежать во тьму от догоняющего света.

— Они… — слабо пробормотал Гордиян и снова хрипло кашлянул.

— Закутай лицо! — крикнул я, не оборачиваясь — Дыши носом! Медленно и неглубоко!

— Зачем назад? Давай туда… дальше… я в порядке… в порядке я!

— Ага — пробормотал я и снова чертыхнулся — Ведь знал же! Знал! Дыши медленно! Дыхание ровное и спокойное!

Не холод губит здешних стариков, а чрезмерные физические нагрузки и яркие эмоции. Испуг, злость, азарт и даже внезапная большая радость… все это опасно. Им нужно вести размеренную и предсказуемую на многие дни вперед жизнь. Пусть скучновато, зато без пагубного перевозбуждения для сердца и мозга.

Мы вошли в бункер вчетвером. Через сорок метров уселся передохнуть самый крупный из сопровождающих нас луковианцев. Он продолжал улыбаться, но его неестественно расширенные глаза и странно громкий голос дали мне понять, что этого пора возвращать в промежуточный лагерь.

Второй сопровождающий прошел с нами пятьсот метров, если верить тоненькой ненадежной веревке, служащей нам нитью Ариадны в этом ледяном аду. Но затем он откровенно сдался, усевшись рядом с парочкой сплетенных трупов и… заплакав так, как это умеют делать только старики — беззвучно, деликатно, стараясь сдерживаться, но при этом от их плача рвалось на части сердце.

Заплутать я бы не смог при всем желании и через десять минут уже пропихивал вялого Гордияна в расширенную дыру в стене. Кричать не пришлось — нас уже ждали и старика тут же приняли, вытащив, подняв на ноги и тут же втолкнув под меховой полог теплой палатки.

— За мной не пускать! — рыкнул я и незнакомый мне луковианец с лопатообразной заиндевевшей бородой торопливо закивал.

Взгляд зацепился за прикрытый шкурой продолговатый холмик у края обрыва. Уже приготовленная веревка лежала рядом.

Поняв, я спросил:

— Кто?

— Варно… — тяжко вздохнул старик и провел рукавицами по глазам.

— Тот что…

— Он держался сколько мог.

— Тот что вернулся вторым, да?

— Он все не мог успокоиться и продолжал плакать… а потом выпил чай, прикрыл глаза, улыбнулся… помолчал… извинился… и умер.

С шумом выпустив воздух, я сделал медленный осторожный вдох и выставил перед собой ладонь, останавливая шагнувшего вперед старика:

— Оставайся здесь. Наблюдай. Никого не пускай.