Где и как поговорить с Лери? Чтобы нам никто не помешал, чтобы она не чувствовала себя слишком скованно? От этого разговора зависело очень многое. Как бы там ни сложилось между нами, но мы были женаты, и у нас росла дочь. Я почти не сомневался, что ведьма и ее сынок замыслили какую-то пакость, а мне приходилось думать не только о себе и даже не о своей семье, но и о будущем всей бестолковой страны, которая фантастическим образом свалилась мне на голову.

К утру, в тяжелом полудреме из памяти Гергиса доставили посылку.

В первое лето они с Лери ездили верхом к лесному озеру, и ей там очень нравилось. Если было тепло, купались – и не только. От парочки кадров, иллюстрирующих это самое «не только», одеяло поднялось домиком. И снова укололо ревностью, хотя абсурднее этого трудно было что-либо придумать. Сама по себе ревность к прошлому глупа, но ревновать к собственному телу, хотя и с чужим разумом?.. Полный бред!

Утром я передал Лери через слугу, что приглашаю ее на верховую прогулку. Она не отказалась, но я не обольщался. Скорее всего, просто захотела прокатиться. Когда мы остались на берегу вдвоем, вдалеке от пары охранников, я начал говорить. Зная, о чем должен рассказать, но не представляя, как именно, какими словами. Как достучаться до нее, заставить поверить мне. На полной импровизации.

И… она поверила. Поверила, что я не представляю, почему так вел себя с ней. Сказала, что хочет верить. И это была правда, я видел – по ее лицу, по глазам. По тому, как задрожали руки, - и я не выдержал, поцеловал ее пальцы, потом жилки на тонком запястье. Хотя гораздо охотнее дотянулся бы до ее губ, шеи, груди в вырезе платья.

Показав ей записку, я рассказал о том, что осталось в памяти Гергиса. Как он стал подозревать и следить за ней еще прошлым летом. Как обнаружил тайник. Разумеется, все от своего лица. Но начал с того, что именно болотная ведьма и ее чары, по моему мнению, стали истоком всего произошедшего с ним… со мной. И с ней.

Лери разрыдалась - так же, как вчера в спальне. И вдруг, целуя ее, я сделал то, чего никак не ожидал от себя. Признался, что люблю ее. Признался не только ей, но и себе. Сколько думал о ней за эти два месяца – о том, что она мне нравится. Что ее жаль и что тянет к ней. Что хочу ее страшно. Но сказал всего три слова и понял: это правда. Два месяца? Вполне достаточно, чтобы осознать. Кому-то и столько не надо.

Трудно сказать, чем все это закончилось бы, но она вдруг задала вопрос, поставивший меня в тупик.

Кто же принес ее в замок, если я вытащил из тайника ее записку Кэрригану?

На него невозможно было ответить, не открыв всей правды. Но я еще пытался барахтаться, уводя ее в сторону, как перепелка уводит лису от гнезда с птенцами.

– Я следил за тобой той ночью, Лери. Стоял в коридоре за колонной и ждал, когда ты выйдешь. Потом шел потихоньку сзади через нижнюю галерею, через дальнюю калитку, прятался за деревьями.

– Но зачем? – лиса, казалось, поверила, что перепелка хромая, и направилась за ней. – Что ты рассчитывал увидеть? Если записки в тайнике не было, значит, я не могла ни с кем встретиться.

Я говорил ей чистую правду. Гергис действительно прятался в тени колонны и ждал, когда Лери выйдет. А потом крался, скрываясь за деревьями. И умер во время звездного дождя. Иначе я не оказался бы в его теле. Но зачем ему понадобилось идти за ней – это мне было непонятно точно так же. Память не отзывалась. Возможно, потому, что решение это он принял спонтанно, на одних эмоциях?

Подумай Гергис спокойно, наверняка бы сообразил, что лучше оставить записку в тайнике, а потом накрыть парочку с поличным. Или просто потихоньку выяснить, с кем милуется женушка, не обнаруживая своего присутствия. 

Я видел только два варианта. Либо ведьмино колдовство полностью отшибло ему соображалку, либо он вовсе не хотел ничего видеть. Собирался появиться вместо Кэрригана - где там они обычно встречались, сказать, что все знает, показать записку. Потребовать, чтобы прекратила. Пригрозить в конце концов.

Я склонялся к первому варианту, но для Лери, пожалуй, больше подошел бы второй. То есть для меня в ее глазах. Хотя… не было никакой разницы. Потому что ее следующий вопрос должен был свести на нет все мои ухищрения, и избежать его я уже не мог. Сейчас лиса посмотрит вслед перепелке, облизнется и вернется к гнезду.

И она вернулась.

– То есть, выходит, в замок меня принес ты? – Лери сдвинула брови, и темно-синяя озерная вода отразилась в ее глазах. – Подобрал на дороге, донес до ворот и оставил там? Но как это тебе удалось? Почему звездный дождь не убил тебя, не свел с ума или хотя бы не ослепил, как меня?

Можно было сколько угодно притворяться, что я не знал, не хотел, не подумал. Или что понадеялся, будто она об этом не спросит. Лери? Я принимал ее за наивную девочку-дурочку?