Шрифт:
Гоблины… гоблины никогда не меняются…
Или все же меняются?
Странные вопросы всплывают в моей ноющей от усталости и попыток что-то вспомнить голове.
Пока я шагал, нарочно избегая встречаться взглядом со все чаще попадающимися на улице гоблинами, вокруг меня наступал рассвет – искусственный, все еще ночной болезненный неоновый рассвет такой же фальшивый как и весь мирок Формоза. Начавшийся легкий дождь не смог разбавить фальшивость, но позволил натянуть на лишившуюся шлема башку капюшон куртки, чтобы скрыть хранящее следы побоев лицо, не привлекая лишнего внимания к своей навьюченной личности. А скрывать было от кого – преимущественно рядом с углами зданий и на вторых этажах появились вооруженные гоблины в одинаковых черных куртках с рукавами в редкую широкую белую полоску. Высокие воротники, двойной ряд белых пуговиц… все указывало на униформу, равно как и белый квадрат с черным кругом на левой части груди у каждого. Я на территории Пончиков и уже привлек к себе пока еще ленивое и небрежное, но все же внимание. Еще некоторое время меня с моими сумками и рюкзаками будут принимать просто за меняющего берлогу здешнего гоблина, что сгорбился и спешит под дождем. Оружие замотано и спрятано, к тому же, как я уже убедился, тут каждый второй таскал при себе ствол, причем делая это напоказ – чаще всего кобура свисала у пряжки ремня, нависая грозной тенью над явно вечно мокрыми от такой подлянки яйцами. Одна проблема – винтовки и дробовики были только у охранников, а остальные вооружились пистолетами, револьверами и малыми игстрелами, если судить по машинально отмеченным рукоятям. Тут по любому есть хотя бы неофициальные, но четко выполняемые правила вроде «крупный калибр и нарезное по городу не таскать».
Я уже почти прошел мимо странного здания со скошенными стенами, но взгляд зацепился сначала за его вывеску, а затем за плотную группку крепких парней у следующей постройки, что еще не глядели на меня, и пока не отлипли от подпираемой задницами стены. Ночная смена подходит к концу. Лень пялиться на гуляющих в предрассветном сумраке ушлепков, лень изображать давно ушедшую бдительность…
Круто свернув, я ввалился в пустое яркое освещенное и удивительное чистое помещение с намертво въевшимся в кафель пола и стена запахом сильной обеззараживающей химии. Встретить подобное место в мрачном городе с тусклыми неоновыми лампами…
Пройдя вдоль тыльной стены, представляющей собой сплошные запертые стальные дверцы с крохотными экранами, я выбрал четыре из них, расположенных бок о бок и на одной высоте. Распихав по ним рюкзак и сумки, туда же убрал оружие и одна за другой захлопнул дверцы камер хранения. Прижав палец поочередно к каждому из четырех сенсоров, дождался мелодичных гудков и экранных оповещений о том, что стоимость хранения снята с моего внутреннего счета и составила по десять песо за сутки. Почти добежав до последней в ряду свободной камеры, я забросил внутрь еще один дробовик с примотанным к прикладу патронташем на десять патронов. У края положил револьвер, поместив так, чтобы можно было выхватить его одним быстрым движением. Захлопнув дверцу, присел, рукавом стер свои следы у всех из камер, кляня слишком светлый кафель. Закончив с этим, потоптался вообще в другой стороне, постаравшись сбросить с ботинок всю скопившуюся за время путешествия грязь, после чего покинул заведение с лаконичным названием «Сисплатхран № 13».
Поправив два игстрела – картриджи к ним распихал по карманам вместе с наличкой – я повернулся лениво глянул из-под капюшона на возникших рядом парней в черных куртках с трахнутыми белыми квадратами на груди. По нам заколотил усилившийся дождь, я протяжно зевнул, преодолевая усталость.
– Харю покажи – хрипло велел самый крупный из них.
Я промолчал, ожидая продолжения. Но его не последовало. Всего подошло трое, причем левая крайняя фигура оказалась женской. Она и решила проблему, наклонившись, щелкнув фонариком мне в лицо и разочаровано выпрямилась:
– Не он.
– Без обид, бро – вздохнул самый крупный и, плеская по лужам тежелыми ботинками, пошел обратно к подпирающей стену группе.
Второй из них оказался самым придирчивым, внимательно ощупав меня взглядом. Не найдя ничего интересного, поинтересовался:
– На утреннюю смену?
– Переезжаю – ответил я чистую правду.
– Баба выперла? Ты вроде с пожитками шел…
– Да меня всем составом провожали веселыми криками – вспомнил я дымный пожар и трупы Гнойного Каньона.
– Община? Коммуна мелкая?
– Можно и так сказать.
– Обидел их чем?
– Да нет. Веселил как мог.
– Ясно. Не сошлись юмором и смыслом жизни. Деньги на ночлег есть?
– Ага.
– Тебя вроде не видел раньше…
– Бывает.
– Из работяг?
– Ага.
– Чем занимался?
– Много чем. Слизь серую таскал, паразитов застенных убивал…
Из голоса парня разом пропал весь интерес:
– Говно черпал и крыс давил?
– Можно и так сказать…
– Воевать и не пробовал. Че жопой там снаружи рисковать, да? – он пытался скрыть, но пренебрежение и презрение все равно пробивались сквозь ровный голос.
– Да какой из меня боец – вздохнул я.
– По харе кривой избитой видно. И спиртом несет… бухаешь?
– Бухаю.
– А может и наркотой закидываешься…
– Я? – фальшиво удивился я.
– Ты… да не напрягайся – по голосу и так все ясно. Жизни нормальной построить не можешь по этим причинам, так? Поэтому тебя и выперли из общины… может бабу свою херачил почем зря?
– Ну…
– Ясно. Потому и выперли… за все твои достоинства.
– Хм…
– Жаль мне твою общину! Можешь вернешься? Покаешься с душой… попросишься к ним обратно…
– Не-е-е… – протянул я и опять зевнул.
– Совсем пропащий ты походу? Или еще пытаешься на ноги дрожащие встать?
– Да как могу…
– С деньгами значит так себе…
– Ну…
– Репрейт в плюсе? Если в минусе, то в нормальную ночлежку не впишешься. Сам знаешь порядки.
– Ага…
Приняв мой ответ за утвердительное «знаю», парень, уже отворачиваясь, ткнул пальцем в массивную пятиэтажную постройку метрах в трехстах от нас: