Шрифт:
— На что жалуются? — спросил Грибницкий, сложив руки на набалдашнике трости.
— На поведение наших студентов в Елисеевом монастыре города Растяпинска.
— А они как-то не так себя вели? — снова спросил Грибницкий.
— Здесь сказано, — Тамара Александровна просматривала письмо поверх очков, — что они вели себя крайне недостойно, пренебрегали гидом, нарушили общественный порядок, грубо попрали общепринятые правила поведения в церкви и монастырский устав, оскорбляли окружающих и затеяли ссору с педагогом, сопровождавшим группу из Института.
Тамара Александровна вопросительно посмотрела на Грибницкого. Тот лишь пожал плечами и перевёл взгляд на Истомина.
— По правде сказать, — осторожно начал Истомин, — небольшой инцидент действительно имел место, но…
— Да? — Тамара Александровна смотрела на него поверх очков.
— Наши студенты были не виноваты.
— То есть этот, как вы изволили выразиться, инцидент был спровоцирован кем-то другим?
— Можно и так сказать.
— Даниил Юрьевич, скажите прямо. Кто затеял ссору?
— Строго говоря… одна из наших студенток, но её, как вы правильно сказали, спровоцировали. — Истомин в двух словах описал ситуацию, произошедшую у раки с мощами.
— А что за «пренебрежение гидом»? — спросила Тамара Александровна.
— О, гид нам попалась та ещё, — пробормотал Грбницкий.
— Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, — сухо произнесла Михайловская. — Кстати, где вы были во время… хм… инцидента у мощей?
— В чайной, — честно ответил Грибницкий.
— Так или иначе. — Михайловская положила письмо на стол и устало повела плечами. — Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.
— Ну что ж, — вздохнул Грибницкий. — Ничего не поделаешь.
— Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.
У Истомина внутри ёкнуло.
— Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? — Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.
— Это было желание студентов, — промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.
— Послушайте. — Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. — Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?
— Как она? — встрял Грибницкий.
— Жить будет, но вот танцевать… — Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. — На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?
— Что? — спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.
— Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. — Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.
— Как это? — снова пришёл на выручку Грибницкий.
— В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.
— Но… — выдавил Истомин.
— Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа…
В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.
— За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, — сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.
Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.
— Ох, простите, — запыхавшись, пробормотала она. — Тамара Александровна у себя?
— У себя, — кивнул Грибницкий. — Что-то случилось?
— Ох, это чепе! — Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.
Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.
— Идёмте же! — с истерической ноткой воскликнула она.
— Я иду, — раздражённо произнесла Михайловская. — Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.
Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.