— Бывает опасное сражение, а бывает чистое самоубийство, — сказал Кэрран.

— Согласна. Но у меня есть план, — ответила Кейт.

Кэрран поднял руки, приглашая поведать этот чудесный план.

— Волхв служит Чернобогу, который руководит мертвыми и павшими в битвах. Это его область знаний.

— Я бы хотел поподробнее узнать, о чем вы говорите, — сказал Рафаэль.

— Я тоже, — добавила я.

— Щит принадлежит драугу, — объяснил Кэрран. — Он является нежитью, неубиваемым великаном.

— Насколько неубиваемым? — Спросила я.

— Мы не смогли его убить, — сказала Кейт.

— Вы оба одновременно? — переспросил Рафаэль.

Она кивнула.

Превосходно.

— Но мы не будем пытаться его убить, — пояснила она. — Он скован защитным барьером, поэтому, как только мы заберём его щит и проведем великана мимо границы барьера, защитные заклинания могут разрушиться. Мы не можем позволить ему освободиться и буйствовать в городе, потому что он пожирает людей. И тут-то нам и пригодится волхв. Роману придется заново сковать драуга.

— А может ли он вообще это сделать? — спросил Кэрран.

— Что ж, мы должны спросить его об этом.

Дальше последовало ещё больше планов, обсуждений и дискуссий, и, в конечном итоге, я так устала, что не могла уже ясно соображать. Драуг стал действительно плохой новостью. Я сказала, что нам пригодится дополнительная огневая мощь, такая, чтобы работала и при магии.

— Боеголовки Галахад, — предложила я им. Строго говоря, это была не боеголовка, а наконечник стрелы, которая вставлялась в изготовленный на заказ арбалет и несла магический заряд, способный сразить слона или даже великана, и была изобретена в Уэльсе. За время работы в Ордене мне удалось заказать два ящика снарядов из Великобритании. Я бы даже могла опробовать их с новым луком.

Вскоре после этого Барабас утащил Рафаэля, чтобы поговорить о каком-то важном деле, которое не терпело отлагательств. Кейт отвела меня в комнату, в которой была кровать, и я рухнула на нее прямо в меху. Кровать в Крепости была такой мягкой, ощущение, будто плывёшь на облачке.

Усталость поборола меня. Я закрыла глаза, чувствуя, как боль пронзает мои ноги. Не надо было садиться… зевок… сразу после бега… зевок. Надо было уйти… сначала…

Я стояла в воде. Она плескалась у моих лодыжек, темная сине-зеленая и тёплая. Мягкая грязь хлюпала под моими ногами. Я сжала пальцы на ступнях и наблюдала, как ярко-зеленое облако порошкообразного ила поднимается со дна реки, кружась вокруг моих голеней. Густые участки тростника росли вдоль реки, слегка наклоняясь на ветру, как будто они перешептывались друг с другом. Вдалеке, за бескрайним водным пространством, садилось или поднималось солнце: маленький желтый шар парил на краю низких темных холмов, серебристо-перламутровое небо вокруг него окрашивалось розово-желтым.

Я оглянулась через плечо. Меня встретил желтый берег, покрытый пятнами ярко-зеленой травы, а за ним пальмы, тянувшиеся высоко вверх.

Мы определенно больше не были в Канзасе.

Мимо меня на длинных ногах прошествовала стройная птица. У нее была изогнутая шея и длинный клюв, разум подсказал мне, что это цапля.

Внезапно, я почувствовала сопровождаемое магией чьё-то присутствие. Я повернулась. Шакал размером с носорога пробирался вниз по течению реки и остановился в воде, глядя на меня золотыми глазами.

Все верно. Я стояла на берегу Нила, смотрела на Анапу, и это был не просто сон. У этого сна были свои правила. Никаких обещаний, никаких заключений сделок, и вообще, лучше никаких разговоров. Еще никому не посчастливилось заключить паршивую сделку с богом, помалкивая.

— Красиво, не правда ли? — Шакал-Анапа поднял голову и посмотрел вдаль, на солнце. — Тебе нравится, как здесь пахнет?

Пахло зеленью. Запах речной влаги, смешанной с ароматом сухой травы с берега, цветами, рыбой и густой грязью. Пахло, как там, где процветала жизнь и было много охоты.

— Кровь твоего отца. Она зовет тебя, — сказал Шакал.

Бред сивой кобылы. Мой отец был животным.

— Животное тоже может скучать по дому.

Понятно. Он у меня в голове. Значит, и думать нельзя.

— Ты знаешь, почему другие боятся тебя? Почему они называют тебя зверенышем, пытаются тебя убить? Все из-за этого. Из-за диких воспоминаний, что ты несешь в своей крови. Первые, вожаки стай твоего вида, были созданы подобным образом, как и ты. Когда первобытный человек молился, он просил о силе. Его жизнью управляли стихии, находившиеся вне его контроля: молния, дождь, ветер, солнце и монстры с зубами, пытавшиеся загрызть его в ночи. Итак, первобытный человек обратился к мольбам. Он молился хищникам, тем, что были сильнее его, и иногда, очень, очень редко, мольбы получали ответ, даровав ему силу. Первые представляли собой идеальное сочетание человека и животного. Ты не такая, и поэтому у тебя нет их способностей или контроля, но ты разделяешь их воспоминания. Ты видишь мир глазами и матери, и отца.

— Я вижу своими глазами.

Блин. Мне не стоило ничего говорить. Я зажала рот рукой.

Шакал усмехнулся.

Солнце село за холмы. Сумерки захватили реку. Мрак пробивался сквозь ладони. Слабые струйки пара выходили из реки, все еще теплее воды в ванне.

— Я хочу твое тело, — сказал Анапа.

— Это лестно, но нет. — Я ничего не могла с собой поделать, просто вырвалось.

— Не в сексуальном плане, глупое дитя. Тело, которое я ношу в этом мире, является частью моей родословной. Но оно слабо. Его магические запасы скудны. Не заблуждайся на этот счет. Если Апоп воскреснет, помощь, которую я смогу вам предложить, будет в лучшем случае ограничена. Твое тело сильнее. Твоя кровь уходит корнями в то же место, что и моя. Мы оба смесь зверя и человека. Ты более подходящий носитель, чем любой другой оборотень, которого я встречал.