Мессинг: Я охотно вам верю.

Пилат: Я бы реально вытащил бы его, просто из принципа.

Мессинг: Как Петр? Вы думаете, он мог бы дать показания и спасти своего учителя? Но разве это имело смысл? Он бы просто обрек себя на гибель, ничего бы не изменилось.

Пилат: Какой еще Петр? По-твоему, если ты знаешь, что это бессмысленно и твоего друга уже не спасти, значит можно от него отречься? Так? Ты еще его последователей вспомни. Церковь должна дружить с государством, а не пытаться кого-то спасать. Вот Вы все говорите, Пилат, Пилат.

Мессинг: Я ничего не говорил про Пилата.

Пилат: Хорошо. Пусть я Пилат, пусть я верховный прокуратор. Но вот я звоню и спрашиваю, есть желание спасти твоего друга? Ведь он же мастер? Ведь он мастер? И что? У тебя две секунды, чтобы решить свою и чужую судьбу. Ты понимаешь? Две-три секунды. И уже ничего не изменить. Ты будешь жить с этим до конца своей жизни.

Мессинг: Что он ответил?

Пилат: Вместо того чтобы ответить, он предложил мне встретиться, чтобы поговорить о жизни и смерти. Я бросил трубку и хохотал с Берией почти полчаса. О жизни и смерти… Каков, а? Нет ничего хуже трусости.

Мессинг: Вы правы, товарищ Сталин. Это действительно очень смешно. Это даже более смешно, чем Вы думаете.

Пилат: Ты действительно считаешь, что он смог бы мне что-то сообщить? Что-то важное?

Мессинг: Видите ли, именно это он и хотел Вам сообщить. Я открою Вам страшную тайну. Ведь вы интересовались будущим. Товарищ Пастернак был знаком с одним писателем. Его фамилия Булгаков. Говорят, вы имели с ним какую-то странную мистическую связь. Так вот, он написал один роман, в котором изложил судьбу России, а заодно и вашу судьбу тоже. Там же детально описана ваша смерть, от легкого укольчика врачей прямо в сердце.

Пилат: Врачи? И все же, значит это они?

Мессинг: Именно они. Они и поставят точку в вашем романе.

Пилат: Всех к расстрелу…. И этого Булгакова в том числе. Это же заговор. Я просил написать антиевангелие, а не предсказывать… И куда смотрит этот чертов налоговик?

Мессинг: К сожалению это очень сложно сделать. Он давно как умер. Кстати, этот Булгаков не обращался, не хотел с вами встретиться?

Пилат: Обращался. Конечно, обращался. Совершенно больной человек, мирфиус, хотя и написал пару интересных вещей. Думаете, он тоже хотел мне что-то сообщить?

Мессинг: Он хотел вам сообщить, что Вы умрете страшной смертью на день освобождения еврейского народа, праздник «Пурим», в точности так, как это описано в конце романа «Морской волк», который я вам только что изложил. А ваш единственный ученик, бывший налоговик Левий Матвей, будет бегать вокруг оцепления, ждать светового сигнала начальника охраны и писать в своем дневнике словами доктора Живаго «Смерти нет. Столько времени прошло, а смерти нет». Потом он утащит вас в уже занятую пещеру.

Пилат: Не понял… Сегодня какое число?

Мессинг: Как я уже говорил, товарищ Пастернак общался с товарищем Булгаковым. Булгаков умер. Но Пастернак был еще жив. И хотел вас об этом предупредить. Но вы оказались таким же фаталистом, каким когда-то был Юлий Цезарь.

Пилат: Расстрелять, немедленно расстрелять.

Мессинг: Кого?

Пилат: Всех, и тебя тоже. Преступник! Преступник!

Мессинг: Зря кричите. Вы забили про наш уговор? Там в Ершалаиме? Вы забыли, кто настоящий хозяин сна, в котором вы живете?

Пилат: Но это ты? Это ты?

Мессинг: Вам уже никто не поможет, так как никто и никогда не станет помогать Пилату, ни на этом, ни на том свете. Такая уж судьба у всех тех, кто умыл руки. Иешуа не любит этих людей. Но довольно. Твой поцелуй дракона, как и было сказано. Ты был прав, я могу избавить от головной боли сотни людей, а могу вернуть ее назад. Всю за один раз. Ворона ты не смотрел, но на прощание, разреши передать тебе привет от…..

Пилат: Нет, не говори…

Человек с Голгофы: От всех. У тебя болит голова, и болит она так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Теперь ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. Ты не можешь даже думать о чем-нибудь. Вскоре вся кровь начнет приливать к голове и останется там безвозвратно. Ты начнешь галлюцинировать, а затем ослепнешь. А потом солнце вспыхнет, зажжет твой мозг зеленым светом, лопнет и выльется тебе на голову раскаленной лавой. Прощай.

Сталин: Что… не ты…вы… бз…дз…