– Конечно, Эллочка! Давай поднимайся, тихонечко, чтобы Женю не разбудить. Экая ты, подруга, неловкая! Хотя, к чему нам этот бред. И неуклюжий этикет… Как рано можно лицемерить, таить надежду, ревновать, разуверять, заставить верить, казаться мрачным, изнывать… Надо сказать администраторам, чтобы подоконники облицевали чем-нибудь, а то, честное слово, травматичные подоконники, под самый нос кидаются.

Лиза безостановочно говорила и говорила, чтобы не разрыдаться. Знала, что не может помочь Элле, ни даже спросить ни о чем – камеры пишут, деньги идут. Задергивать полог от камер – а зачем? Надо торопиться в медпункт, пока Элла сознание не потеряла. Не до выяснений, Элла все равно не признается.

А завтра, если подвернется выгодный случай, Элла заложит Лизу – сын-то важнее. И обижаться нельзя: деньги даром не дают. Обычным, не «своим» людям – точно не дают.

Если бы Лиза дышала ровнее и взглянула на камеру, то не увидела бы красной точки: камера благоразумно дремала, не желая снимать подобные сцены.

Кате можно было доверять. Хотя она и сидела на проекте чуть ли не два года. Катя считалась яркой участницей, она три или четыре раза сменила свою «пару», что ей регулярно припоминали на разборах, но уже восемь месяцев оставалась с субтильным непропеченным Артемом, последним выбранным ею вариантом. Катя скандалила с девочками и мальчиками, дралась – с мальчиками и девочками, била казенную посуду, за что у нее вычитали деньги из гонорара, но не всегда, и с той стороны экрана казалась совершенной оторвой. Но не была ею. Не была и для большинства зрителей, стоило им хоть чуточку посмотреть внимательнее.

Лиза-то сразу догадалась, что Артем пляшет под Катину стальную дудку, а если наседает и даже орет, как больной слон, то с согласия и побуждения Кати. Поэтому Катя иногда нервничала (не любила шума), нервничала почти незаметно для прочих: на проекте не приветствовались скандалы по сговору, требовались чистые эмоции и «откровенные» отношения. Разумеется, Катя не дружила с «девочками», дело не в ее роли оторвы, она искренне не доверяла никому на триста шестьдесят градусов вокруг. Именно поэтому – легко повторить – можно было доверять Кате.

А еще Катя не укладывалась в традиционный женский стандарт «Дверей настежь»: стройная активная блондинка-стерва с длинными прямыми волосами. Совпадала с эталоном исключительно по параметрам «активная» и «стерва», последнее под вопросом. Их пара с вялым Артемом была нетипичной.

На проекте постепенно определилась генеральная линия утверждаемых популярных пар. Женщины были худыми или гармонично (как позволительно женщинам) накачанными в тренажерных залах, довольно высокими, с длинными, как правило, светлыми волосами, длинными же конечностями и филлерами из силикона или натурального жира в отдельных частях тела. От увеличения объемов, как ни странно, чаще страдали губы, а не грудь. Соотношение блондинок к брюнеткам составляло восемь к двум.

Мужчины – тут определение западает, потому что участниц можно было именовать женщинами, но участники чаще попадали в классификации под графу «мальчики» – высокие, с гипертрофированными накачанными мышцами, выбритыми затылками, суровыми взглядами. Складывалось впечатление, что в реалити-шоу сегодняшний стереотип женщины смыкается в пару со стереотипом мальчика-мужчины, словно кубики накачанного пресса или глыбы египетских пирамид – в равной степени безжизненно, потому что их сочленение не укрывала живая кожа естественных эмоций или древний цемент традиции под беспощадным солнцем времени.

Катя была шатенкой, не самого интересного, даже тусклого оттенка, с сильно вьющимися волосами по плечи, стройная, но склонная к полноте, невысокая и очень, очень энергичная. Кудри Катя не распрямляла и энергию свою никому под нос не пихала, потому эта энергия, накапливаясь, удерживаясь в Кате, как шампанское в толстостенной бутылке, ощущалась сама по себе, стоило оказаться рядом с Катей. А если уж та энергия выстреливала, то звучно и значительно, и долго еще пузырьки лопались в пространстве, уже и Катя ушла, и свидетели ушли, а камеры проекта все работают, ловят отголоски, последние выдохи пузырьков.

Почему Катя не стала гнобить Лизу, когда та появилась на проекте, – загадка. Может быть, потому что обе были из Питера. Единогородческая поддержка летела от Кати к Лизе слабеньким пунктиром, как азбукой Морзе: «Не путай личное с проектной игрой!» – это после того, как В. выразил Ольге симпатию на общем собрании, но сказано шепотом, по дороге из студии. «Денек-другой пострадай картинно, а после закати истерику!» – это тоже по дороге, тут уж В. высказал Лизе претензии, прилюдно. И много всяких полезных кратких замечаний и советов, все вскользь. Под камеру Катя не секретничала с Лизой. Как и с прочими барышнями. Под камеру Катя язвила и скандалила, улыбаясь тем участницам, что посмышленее: работа такая.

Но не в тюрьме же живем! Лиза нашла возможность в коридоре перед косметическим салоном, разместившемся на общей территории. Это была глухая зона, камеры не видели и не слышали, а Лиза доверилась интуиции: Катя не заложит, не вынесет на обсуждение:

– Помоги спасти Эллу! Всегда скромна, всегда послушна, всегда как утро весела, как жизнь поэта простодушна, как поцелуй любви мила! Ты наверняка знаешь, что ей нужны деньги для сына. Он же серьезно болен, да? Ведь это Евгений сломал ей нос, а я соврала, поддержала Эллу. Она ни разу не споткнулась, это Женя, скот… Но ей нельзя покинуть проект… Деньги… Катя, я знаю, что ты нормальная, что ты можешь помочь! Что делать? Придумай!