Пустив душераздирающие снимки на цветную печать, я, с глубоким чувством выполненного долга, пошла ксерить круговые диаграммы упырю, уже предвкушая, как, открыв свою папку, вместо структуры лизинга он обнаружит там предмет моего гнусного шантажа с загадочной подписью "Она все помнит".

Но моя счастливая звезда почему-то решила не искать легких путей и на этот раз, и все по тому же закону подлости, по которому я вечно вступала в дерьмо, кнопочку на ксерокопире неожиданно заклинило, и бумажки стали вылетать из него со скоростью автоматной очереди.

Остановить это безобразие удалось, только выдернув из розетки шнур, после чего, уничтожая следы преступления, я стала ползать по полу, подбирая какие-то там круговые диаграммы, поминая незлым тихим словом и весь сектор лизинга, и входящего в его состав адского упыря.

Собрав всю эту макулатуру, я стала торопливо распихивать ее по папкам, дабы отнести их в переговорную, и вот тут случился облом…

Как только я захотела спрятать портрет избиенной "Марфы Васильевны" в папку, предназначавшуюся совсем потерявшему страх Люциевичу, какой-то окаянный бес (иначе не скажешь), подбив мою руку, поднял в воздух драгоценный вещдок, и он, порхая по комнате, словно бабочка под кайфом, самым что ни на есть подлым образом нашел приют под длинным стеклянным журнальным столиком, зажатым с двух сторон пережравшими поролона диванами.

Сверху, сквозь прозрачную столешницу, увековеченная в цвете подбитая "Марфа Васильевна" смотрелась просто шедевром авангардизма: лиловый перетекал в пурпур, кое-где перемежевывался с синим и бордо, а по краям — романтично наливался желтизной.

Красота. Я даже засмотрелась.

Тяжко вздохнув, я подтянула вверх свою юбку, чтобы ее разрез из среднестатистического не стал критическим, и, кряхтя, как старая бабка, поползла под стол доставать оттуда свою "нетленку".

В самый интересный момент, догадайтесь с трех раз какой, дверь в кабинет шумно открылась, и, с трудом перевернувшись под тесным столиком на спину, я обнаружила взирающего на меня с высоты своих "метр девяносто с аппендиксом" адского директора с сатанинской фамилией Люциферов.

Не прет, так не прет.

— Вы что здесь делаете? — высоко заломив черную бровь, почти угрожающе поинтересовался Антон Люциевич.

Хотела сказать: "Трамвая жду". Нет, ну а чего? Идиотский вопрос и такой же идиотский ответ:

— Лежу, — а чего, ему можно спрашивать, а мне нельзя ответить?

— Зачем? — раздраженно гаркнул упырь.

— Веду активную половую жизнь, — миленько улыбнулась я, потому как легкая придурковатость делает человека почти неуязвимым.

— Не понял, — у Люциевича нервно дернулся глаз.

— Чего не поняли? Вас жду, — сложила я высунувшиеся из-под стола голые ноги крестиком. Типа для красоты. А то лежу тут, понимаешь, как препарированная жаба. Срамота.

Босс вздрогнул и оценивающе посмотрел на мои ноги, потом глубоко вдохнул, дернул галстук и расстегнул верхнюю пуговичку на рубашке. Проникся, видать.

— Не в смысле — вас, как Вас, а в смысле вас, как мужчину, — очень доходчиво объяснила я.

Теперь во взгляде босса появилась еще и крайняя заинтересованность.

— Ножку поднимите, — томно вздохнула я.

— Чего? — замкнуло босса.

— Не чего, а столика.

— С какого Толика? — тупо моргнул он.

— Да не с Толика. Ножку поднимите.

— Вашу или свою? — вытаращился на меня сильно тугодогоняемый Люциевич.

— Вы что — собака, чтобы ножку поднимать? — начиная звереть, фыркнула я.

— А вашу зачем? — продолжал тупить шеф.

— Не в меня пошел, — вдруг огорченно вздохнул черт в моей голове. — Я бы ей уже поднял. — Раздался глухой удар, очень похожий на подзатыльник. Потом кто-то очень громко выматерился и… тишина…

— А за мою по морде получите, — чопорно сообщила я.

— Так вам ножку поднять, или будете лежать дальше?

— Мне не надо, — уточнила я. — Столику. Я, знаете ли, хоть и богиня, но сквозь твердокристаллические поверхности проходить еще не научилась.

Босс изумленно распахнул глаза, отчего они у него округлились, как у офигевшего кота, а потом, резко наклонившись, совершенно некультурно схватив меня за ноги, выволок из-под стола, подтерев мной явно еще не мытые полы своей лизинговой компании.

— Хам, — кипя от негодования, швырнула в невоспитанного босса первым, что попалось мне под руку, и этим "первым, что попалось" оказался тот самый злосчастный вещдок, которым я собиралась шантажировать А.Л. Люциферова.

— Что это? — убийственно посмотрев на меня, полюбопытствовал шеф, подняв с пола бумажку.

— Это? — переспросила я, посмотрев на цветную ксерокопию покалеченной "Марфы Васильевны". — Сравнительная круговая диаграмма.

— Чего? — с прорывающимся сквозь стиснутые зубы рычанием выдавил из себя Люциевич.