Шрифт:
30 октября 1942 года
‹…› С 9-го работаю на заводе им. Сталина. В цехе холодно.
На днях получил белый билет. Много испортили крови. Заново проходил медкомиссию. ‹…›
Был на концерте в филармонии и на спектакле в Александринке на «Баядере». В театрах не раздеваются. Публика очень пестрая, какой раньше и в захолустном кино не встретишь. Много военных и ни одного буфета.
В театре дистрофиков нет. Начало очень рано, в 5 часов. Трамваи ходят до 8, а вообще хождение по городу до 10 вечера.
На работу езжу на двух трамваях, часто с Финляндского вокзала иду пешком, трамваи ходят тихо и редко. Всегда переполнены. ‹…›
Ломал дом – запасаюсь дровами. Нигде не бываю. Ложусь ровно в 9–10 часов вечера, встаю около 6 утра.
На заводе утепляю конторку. Сам сделал печку. До декабря буду жить в Ленинграде, а там, если завод не забронирует, пойду опять в армию.
Сегодня в парке сорвал последние цветы осени, и сам не знаю какие. Становится темно и холодно. На горизонте туман. Праздники, вероятно, буду встречать один. На заводе мне дали 8-й разряд и высшую ставку ОТК 700 рублей, работаю старшим контролером. У меня две приемщицы 5-го разряда. ‹…›
По радио передают классическую музыку. Постараюсь под нее заснуть. Пока бодр и силен, что будет дальше, увидим, а пока тоска от одиночества. К остальному уже привык. ‹…›
1 ноября 1942 года.
…Сегодня выходной. С утра убирал комнату. После варил обед, затем ходил на почту. Сделал дверь, носил дрова. Незаметно стало темно.
На заводе в цехе работаем в пальто. Я у себя в конторке поставил печь. Сам сделал трубу. Долго возился с коленами. Остеклил, завтра буду наводить чистоту и уют. ‹…›
Работаю много. Время летит пулей. Незаметно подошла перекомиссия. Мне кажется, что война затянется до весны, а возможно, до лета… Мне придется отправиться в «третий рейс».
Зима будет не менее тяжелая, чем прошлая. Опять будет много жертв. Люди отупели от голода и усталости, от смертельной тоски по близким. Война натворила много бед. Я пока жив и почти здоров. Почти все мои друзья живы, но разбросаны по стране. ‹…›
Виктор Иванов и Леонид Смирнов уснули вечным сном. Катюня С. тоже. Веня Мебель погиб. От Поля давно нет известий. Епанчин два месяца назад был жив. От Калашникова и Жукова около двух месяцев не получал писем. Алексей Мартынов жив. О Николае Иконникове ничего не знаю. Баранников под Ленинградом на лесозаготовках. Его не видел с июня. Брат Николай недалеко от Саратова. Катя в Ленинграде. Мать в Колтушах. Я пока дома. Черт возьми! Я, кажется, счастливее всех. Пока что мне везет, судьба хранит меня. Что будет дальше?
3 ноября 1942 года
Вечер. Слушаю по радио балетную музыку Глазунова. Скоро праздник. Сегодня на улице встретил друга детства Николая Цыганова. С трудом узнали друг друга. Мы были знакомы восемнадцать лет. Он с малолетства прихрамывает. Мои первые слова были: «Вот видишь, гора с горой не сходятся, а хромые обязательно сойдутся». Спросил его шутя, на какую ногу он прихрамывает, оказалось, на левую, а я – на правую. Забыв неотложные дела, пошел с ним по направлению к его дому. Он сказал, что я здорово похож на отца, а он мне показался крепко схожим со своим старшим братом. Дорогой торопливо делились пережитым. Он с прошлой осени живет один. Семья в деревне. Рассказал мне, как вырвался от смерти. Незаметно дошли до его дома на Ключевой, хотя это далеко от места нашей встречи. Возле его дома прошлой осенью была сброшена бомба в полтонны весом. Пятиэтажный дом разбило вдребезги. Остались одни руины.
Зашли к нему: второй этаж, уютная комната, печка, из съестного – два бочонка квашеной капусты. Я просидел у него около часа, он подарил мне на память трубку. Думаем вместе провести праздник.
Только от него вышел, объявили воздушную тревогу, захлопали зенитки. Я не стал прятаться в убежище, а направился пешком в сторону дома. Тревога длилась ровно два часа.
17 ноября 1942 года
Через десять дней медкомиссии. Вечером 6-го шел пешком от дома до Литейного. Небо было темным. На черном фоне вспыхивали яркие зарницы выстрелов. Около 10 часов пришел к Беку.
В 11 часов сели за стол. Выпили. Нас было пятеро: я, Бек, его мать, невестка и товарищ. Комната, вернее квартира, уютная, богато обставленная. Сидели при лампе. Заводили патефон. Я протанцевал два тура. Был немного пьян. Легли спать в 3 часа ночи. Вечер прошел без песен и стихов, что бывало редко.
Утром в 8 часов похмелился и поехал домой. Дома законопачивал окна. В 4 часа по полудню приехал Володя Егоров, привез мой обед и пол-литра водки. У меня тоже была четвертинка. Выпили. Хорошенько закусили и поехали в Выборгский дворец культуры, там танцевали. Через сорок минут все кончилось. Ночевать поехали ко мне. 8 ноября утром вместе поехали на работу.
10-го с обеда взял увольнительную и вместе с Егоровым пилили дрова. Переносил их на четвертый этаж. Устал дьявольски. Особенно нога. 8-го утром у Володи умерла мать.
14-го вечером поехал к Кате. Вечер был холодный, ветреный, снежный. Около часа ждал ее у ворот. ‹…› За ужином распили четвертинку водки, пили чай. Делились новостями. Ночью выпал снег. Утро было бодрое. Пробыл у сестры до четырех часов дня. ‹…› Катя подарила мне новые русские сапоги и дала в дорогу полтора кило хлеба и банку баклажанной икры. Это сейчас для меня большое дело.