Шрифт:
– Я не знал… – виновато пробормотал Костя. По его щекам побежали слезы, и он даже не думал их прятать. – Никто не должен…
– У меня нет жизни, – в голосе Дианы тоже зазвенели слезы. – Мне приходиться жить чужую. Вы знаете, каково это, когда кругом столько людей – целый мир! И никто, совсем никто не считает тебя полноценным человеком? Меня унижают дома, унижают в школе, унижают на улице, меня уже дважды грозились убить. Вы знаете, каково жить в постоянном страхе? Я нигде…я никогда…мне ни разу еще не было так хорошо, как с вами. Не прогоняйте меня…пожалуйста…
Горькие слезы покатились по ее щекам, но тут же она ощутила, как их вытирает прохладная тонкая рука.
– Ну-ну, – ласково прошептала Тина, поглаживая новую подругу по плечу. – Мы не гоним. Мы просто беспокоимся, что с нами тебе будет хуже.
– Точно будет, – буркнул Костя. – В пустошах – Ворон, здесь – ты уже повидала, что…
– Что за ворон? – переспросила Диана, отчаянно стараясь не всхлипывать.
– Господин Ворон, – с каким-то благоговейным страхом отозвалась Тина. – В пустошах нельзя долго без огня, а к огню каждый раз приходит он. Приносит подарки – игрушки, украшения, одежду…
– Звучит не так уж страшно, – улыбнулась сквозь слезы Диана. – А почему Ворон?
– У него есть маска, – мрачно ответил Костя. – С черными перьями и большим острым клювом. Когда он ее надевает, нужно упасть на землю и не шевелиться. Даже глазами двигать нельзя. Если шевельнешься…
Мальчишки одновременно бросили взгляды на Тину и тут же смущенно отвернулись. Та, поколебавшись, отстранилась и отодвинула рукой челку.
На месте виска и второго глаза в ее черепе зияла кроваво-красная дыра, будто пробитая несколькими точными ударами чего-то узкого, но твердого и очень острого. Увидев в глазах Дианы страх, она опустила волосы на место, снова скрыв свое увечье, и проговорила:
– Это больно. Очень.
– Мне…мне так жаль… – Диана несмело дотронулась до руки Тины. – Правда жаль. Но все же…все же вы выжили. Значит и я смогу.
– Выжили? – губы Тины исказила болезненная усмешка. – Я бы так не сказала. Неужели ты еще не поняла, что мы трое давно мертвы?
– Мертвы… – слабым эхом повторила Диана. Она, наконец, начала понимать.
– К тому же, открою тебе секрет: мы трое были здесь не единственными обитателями. В разное время нас было несколько десятков. Ты понимаешь, что это значит? Десятки детей самыми ужасными способами теряли разум, жизни, души – и все это практически у меня на глазах. Поэтому я спрошу в последний раз: ты хорошо подумала?
– Да, – тихо ответила Диана после паузы, сглотнув, и подняла на Тину взгляд, полный страшной, тяжелой решимости. – Да. Все лучше, чем…
– Ничего ты не понимаешь! – взорвался было Костя, но Паша остановил его жестом.
– Хв-ватит. Она ре-ре-ре…решила.
Троица помолчала. Затем Тина вздохнула и грустно произнесла:
– Насколько я понимаю, сейчас ты спишь, укрывшись одеялом. В следующий раз ложись без него. Сначала будет очень холодно, холоднее, чем тебе когда-либо было. Потом холод отступит и ты испытаешь такую же абсолютную боль. А потом…потом начнется непрекращающийся кошмар, из которого не будет хорошего выхода. Не говори, что ты готова. Никто не может быть готов к такому.
Диана медленно кивнула головой на одеревяневшей шее. Ей было непередаваемо страшно. Но другого пути она не видела.
– Вс-стретимся на п-первом… – Паша побледнел, не договорив.
В следующее мгновение все поняли, почему.
– Гроб на колесиках, – прошептал Костя и схватился за руку Тины, как утопающий за дырявый спасательный круг. – Бежим!
Троица ринулась к лестнице. Паша на бегу схватил Диану под локоть, но не смог сдвинуть с места и остановился сам. Он тормошил ее за плечо, что-то кричал ей с расширенными от запредельного ужаса глазами, но смысл криков до нее не долетал. Как загипнотизированный удавом кролик, она смотрела на приближающуюся угрозу.
Из дальнего конца коридора в ее сторону медленно, с режущим ухо скрипом ехала медицинская каталка. На таких, должно быть, перемещали по местным коридорам лежащих без сознания пациентов. Сколько из них бились в горячечном бреду? Сколько умирало? Сколько было уже мертво?
От других подобных каталок эту отличало наличие полупрозрачной пластиковой крышки. Словно в ответ на долгожданное внимание, крышка так же медленно и плавно откинулась, обнажив жесткое на вид нутро, выстланное бурой клеенкой. И эта жесткость вдруг показалась Диане самым приятным, самым желанным тактильным ощущением на свете.
– …ись, – долетело до ее слуха как сквозь вату.
«Интересно, – мелькнуло на задворках ее сознания. – Почему крышка будто вся исцарапана изнутри?»
В ее левую щеку с оглушительным хлопком врезалась Пашина пятерня.
– Проснись! – истошно, с надрывом выкрикнул он, за секунду перед тем, как его утянули на лестницу руки друзей.
И Диана вдруг вспомнила. Вспомнила, что ей говорили про гроб. Вспомнила – и тут же ощутила, что стоит на границе такого ужаса, которому люди боятся даже придумывать название. В последний момент она дернулась, закричала – и проснулась.