Шрифт:
– Мурр, – удовлетворенно пропела Элизабет, – теперь ты – почти как я… Значит, Юнга, ты – совсем древняя душа… И она мягко спрыгнула на пол.
Рома не очень понял про древнюю душу, но за окном уже вовсю занималась заря, и прежде чем подняться, можно было еще немножко подумать о том, а что же подарят ему мама и дед?
На самом деле ему хотелось аквариум. Пусть не слишком большой, но чтобы там плавали золотые рыбки с красными боками, которые перламутрово отсвечивают на солнце или под лампой, и чтобы они непременно проплывали через увитый зеленью грот, а их полупрозрачные хвосты струились как сама вода. Когда-то такой аквариум был в детском саду, и Рома подолгу просиживал возле него как зачарованный. Он тогда много рисовал рыб. Они, правда, были на его рисунках с руками и ногами, такие рыбки-люди, которые жили бурной рыбьей жизнью: собирали чемоданы, куда-то путешествовали, пировали вокруг большого камня как вокруг стола. А когда мама прочитала ему сказку про Русалочку, то Рома решил, что золотые рыбки, это, наверное, маленькие русалочки, только этого никому не видно. Ему всегда казалось, что есть много того, чего никому не видно. Никто ведь не знает, что Элизабет разговаривает! Те детские черно-белые рисунки на альбомных листах до сих пор лежат где-то на этажерке. И вот, Рома просил маму и деда купить ему рыб, но они отнекивались. Дед говорил, что за рыбами надо ухаживать, а Рома, который носа от бумаги не поднимает, делать этого не будет, а мама опасалась, что всех рыб переловит Бетти. Не мог же Рома объяснить ей, что кошка лично клятвенно ему обещала близко не подходить к «ящику с водой»! Нет, все же было бы прекрасно, если бы у него появились рыбки! Рома отбросил одеяло и поднялся с кровати, полный предвкушений и надежд.
2
Они сидели за накрытым столом. Мама купила красивый, весь в розочках торт, в котором теперь было одиннадцать свечей, которые Рома старательно задул все до одной. Настала пора подарков.
Дядя Артем, мамин брат, забежал поздравить племянника только на минутку и принес в подарок большущий том «Хроник Нарнии». «Конечно, Юнга, ты уже большой, – сказал он немножко смущенно, – но эти сказки такие замечательные! Последнюю ты точно не читал. А может быть, самую первую – тоже». И, помахав родне на прощанье, он отправился на очередной урок к одному из своих учеников, которого на дому репетировал по обществознанию и французскому языку. Дядя Артем работал в той же школе, где учился Рома, и подрабатывал репетиторством, и сегодня он спешил, как он подшучивал, к «своему богатенькому Буратино», которому завтра предстояло сдавать «хвосты».
Папа поздравил Рому по скайпу, он уже давно жил в Америке, и там у него была другая жена и другие дети – две ромины младшие сестрички, которых он тоже видел только по монитору. Папа каждый год обещал приехать, но так и не приезжал, потому что Америка все-таки очень далеко и лететь из нее очень дорого, да и дел у папы в России, в общем-то, не осталось, он работал в программистом в Майкрософте и уже теперь зарабатывал малолетним дочерям на будущее высшее образование. Впрочем, Рома по нему не особенно скучал, он не помнил его «вживую», поэтому папа оставался для него чем-то вроде телеведущих «в эфире», только телеведущие появлялись на экране гораздо чаще.
Но, вот, мама, и дед… Они могли бы вспомнить про рыбок, которым так хорошо плавается через грот и про то, как здорово на них смотреть. Вот наконец дед поправил очки на носу, крякнул и с серьезным-пресерьезным лицом вышел в коридор, чтобы принести подарок. Впрочем… Коробка вовсе не походила на аквариум, она была явно маловата, да и банки с предполагаемыми рыбками Рома не увидел.
– Мужчина должен все уметь делать! – строго и назидательно сказал дед и развернул приготовленный презент. Рома разочарованно шмыгнул носом. Это был набор инструментов: молоток, клещи, отвертка, рулетка, плоскогубцы и еще какие-то штуки, о которых Рома понятия не имел. Некоторые из этих замечательных предметов и так лежали дома под шкафом, правда, здесь, в ящике они были новенькие, блестели, сияли, и каждая вещица была помещена в свое гнездо.
«Ты, вот, взрослый уже мужик, а ты знаешь, что такое шуруповёрт?» – спросил дед не без пафоса. Рома догадывался, но не знал. Слово «шуруповёрт» ему понравилось. Оно было значительное. Например, «король Шуруповёрт».
– Это ручные инструменты, – продолжал дед, а Рома подумал, что это звучит как «ручные звери». Интересно, а инструменты могут быть дикими?
– Смотри, что показывает дедушка, – вернул его к действительности мамин голос, – это же он для тебя купил!
– А рыбки? – робко спросил Рома.
– Человек не должен идти на поводу и своих прихотей, – нравоучительно произнес дед, – с ним это иногда бывало, но сегодня – совсем некстати, – ты – мамина опора, ты – хозяин в доме. Кто должен, например, чинить кран? Не мама же.
«Сантехник», – подумал Рома, но вслух ничего не сказал.
В конце концов, дед хотел ему добра. Дед был профессор-физик, но при этом он не только писал статьи и выводил формулы, отчего его все на работе весьма уважали, но умел и паять, и лудить, и с шуруповёртами обращаться. И Рома честно сказал «Спасибо» и поцеловал деда в колючую седую щеку.
– А теперь мой подарок, – пропела мама ласково и достала с верхней полки этажерки коробку с цветной гуашью, – Погляди, Ромаша, какие цвета! Все оттенки! Ты научишься наконец писать красками как….как… Как Матисс! Как Ван Гог!
– Ну, может, как Ван Гог не надо, – пробормотал дед, вспомнив, что французский художник был безумен и плохо кончил, – но все равно учись! Глаз тренируй!
Цвета… Рома видел цвета и любил их, но рисовать их не мог. Он чего-то в них не понимал. И оттого, что мама настаивала, и смотрела на него одновременно восторженно и требовательно, ему стало вдруг ужасно грустно. «Я постараюсь научиться», – сказал он скучно, и принялся ковырять ложечкой в куске торта, хотя аппетит у него совсем пропал. Ему не хотелось обижать маму, но все же было очень жаль себя.
А мама и дед, совершив священное действие дарения подарков, стали беседовать между собой, и беседа их, направленная воспитательными речами, текла тоже как-то нравоучительно и назидательно. «Человек должен себя блюсти, – рассуждал дед, вот, например, я! Я уже много лет как пью только минеральную воду, и ни капли спиртного, ни-ни… Я о нем даже не вспоминаю. Говорят, даже кефир содержит спирт…»
Рома поднял глаза и посмотрел на деда. Дед сидел за праздничным столом как перед университетской аудиторией – прямой, высокий сухощавый, с короткой седой бородкой на впалых щеках, но вокруг его головы, заросшей таким же серебряным ёжиком, вдруг возникло какое-то странное сияние. Как будто открылся экран, и на этом экране нарисовалась большая бутылка «Шампанского». Она плавала вокруг дедовой головы – толстая, зеленая, запотевшая от холода, с рифленой молочного цвета пробкой, окрученной проволокой. Она совершала круги и пируэты, то приближалась, то отдалялась… И Рома понял, что дед, скажем так, присочиняет… Что он мечтает об этой бутылке, да еще о фужере на длинной ножке, который выплыл откуда-то сбоку. Потом бутылка вдруг беззвучно открылась так, что пробка отлетела прямо в потолок, и золотистое вино полилось в бокал…