– Геннадий Илларионович, все инструкции соблюдены, ну не могло быть ошибки, – уже третий раз повторил одно и то же Арсений Петрович, руководитель вечерней смены видеонаблюдения.

– Ну тогда расскажи мне, Сеня, как этот псих узнал про другого? – язвительно уточнил начальник тюрьмы, прекрасно помня о том, что руководитель вечерней смены не любит сокращение имени.

– Да мне-то откуда знать? – опять разводил руками Арсений Петрович

– Тогда будь любезен, закрой свой измельчитель борща и не лезь, – рявкнул начальник.

Виновные, если и были в кабинете, упорно молчали. Ситуация накалялась тем, что и начальник тюрьмы не мог по записям понять, где произошла передача информации.

Вариант того, что про содержание Фадеева можно было узнать до появления в тюрьме исключался – по всем бумагам и официальным заявлениям Анатолий находился в "Полярной Сове". Откуда простому охраннику в бизнес-центре, кем и работал Оливер, знать информацию повышенной секретности? Как бы то ни было, запросы начальнику "Полярной Совы" и в федеральную службу исполнения наказаний были отправлены, осталось ждать.

– Ну не телепат же этот мудак! – после долгого молчания Геннадий Илларионович ударил кулаком по столу, не уточняя, кого конкретно имеет в виду: – Ладно, ваши предложения?

– Можем перевести Калинина в карцер хоть сейчас, – сразу же отозвался Арсений Петрович, как будто ждал этого шанса все время.

– Ретивый ты, Сеня, – с недоброй улыбкой медленно произнес начальник тюрьмы: – Вот только двух вещей не понимаю. Угадаешь?

– Не могу знать, Геннадий Илларионович, – смутился руководитель смены видеонаблюдения.

– Антон Денисович, а ты что скажешь? – Геннадий Илларионович перевел взгляд на меня и чуть наклонил голову: – Знаешь эти две вещи?

– Догадываюсь, – конечно же я знал. Все же, за все годы работы изучал не только заключённых, но и коллег, благо времени хватало и на тех, и на других.

– Говори, – с ледяным холодом в тоне протянул начальник.

– Первая вещь – вопрос, вторая – перспектива.

– Так, – начальник тюрьмы хищно улыбался и это не сулило ничего хорошего. Один только вопрос. Кому?

– Вопрос. Почему руководитель смены решает о смене меры наказания заключенному?

Арсений Петрович с нескрываемой злостью исподлобья посмотрел мне в глаза. Не хотелось наживать врагов, но ярость начальника тюрьмы была готова выплеснуться и это стало бы более жестким испытанием для каждого в кабинете, даже для тех, кто молчал все это время.

– Так, – холод в голосе Геннадия Илларионовича сменился заинтересованностью.

– Перспектива, – титанических усилий требовало не улыбаться: – Если без мата, то предложение нам самим отправиться в карцер.

– Опасный ты человек, мозгоправ, – тяжело выдохнул начальник тюрьмы: – Может, ты как раз и есть наш искомый телепат? Ну что, кто хочет в карцер, а? Никто? Разошлись. А ты, Антон, останься.

Арсений Петрович не был глупым мужчиной, но был подвержен эмоциям и имел склонность быстрее действовать, чем думать. Однако на момент выхода из кабинета он все понял и уже добро подмигнул мне и одними губами сказал: "Спасибо". Мысленно я выдохнул – сложный разговор отменился сам собой.

– Что делать будем, Антон? – едва закрылась дверь, Геннадий Илларионович устало откинулся на спинку кресла. Пожав плечами, я осторожно спросил:

– Мне ответить?

– Я вот тебя помню ещё с собеседования, – пошел издалека начальник: – Ты же знаешь, что тогда ты мне не понравился от слова совсем и я тебя взял, можно сказать, за красивые глаза.

– Глаза как глаза. Вам должность заткнуть надо было.

– Все верно, – не стал отпираться Геннадий Илларионович: – Кто ж знал, что ты толковым окажешься? Так какого хрена ты сейчас устраиваешь концерт дебила? Расслабился?

– Нет.

– Тогда предлагай, – отрезал начальник тюрьму и легонько хлопнул ладонью по столу.

– Я бы поговорил с Фадеевым, потому что с Юрием смысла нет – сами понимаете, какой это персонаж. Если есть факт межкамерной связи, тогда это уже работа не моя.

– В железнодорожном тебе надо было учиться, – смахнул невидимую пылинку со стола Геннадий Илларионович.

– Почему?

– Стрелки хорошо переводишь. Свободен, приступай.

За пятнадцать лет работы это был чуть ли не самый долгий диалог между мной и начальником тюрьмы. Именно поэтому я удивился, узнав, что Геннадий Илларионович теперь со мной на ты, не считает меня бесполезным придатком и принимает решения не всегда самолично. Посмотрев на часы, решил доделать мелкие дела и поехать домой – все равно беседа с Фадеевым не самой короткой будет.