Вечером после ужина, когда проштрафившиеся ушли на работы, а остальные легионеры отправились спать, в штабную палатку центурии вошел раб. Прижимая к груди скрепленный печатями свиток, он принялся озираться по сторонам.

Макрон поднял голову от своего складного стола и с важным видом протянул руку:

– Что у тебя? Дай сюда!

– Прошу прощения, господин, – пробормотал раб. – Это для оптиона.

– Интересное дело.

Центурион откинулся на спинку походного стула, с любопытством глядя, как юноша разворачивает письмо. Прочитав единственную фразу, из которой оно состояло, Катон обмакнул перо в чернила, быстро нацарапал ответ, потом бросил свиток рабу и выпроводил его из палатки.

– Ловко, – заметил Макрон. – Что это за писулька?

– Да так… ничего особенного.

– Так-таки ничего?

«Смотря для кого, остолоп», – подумал Катон, а вслух сказал:

– Это касается лишь меня, командир.

– Лишь тебя, значит? Понятно. – Макрон кивнул, в его маленьких глазках засветилось лукавство. – А одной молодой интересной особы совсем, значит, не касается, а?

Катон покраснел, мысленно благословляя оранжевый свет масляных ламп, и оставил вопрос без ответа.

– Ты закончил работу?

– Никак нет, командир. Надо внести изменения в рацион.

– Пизон внесет их.

Пизон резко вскинул голову, не веря ушам.

– Давай-давай, парень, ступай. Не осрами нашу центурию. Но и не переусердствуй. – Макрон подмигнул. – Не забудь, что впереди очередной трудный день.

– Да, командир. Благодарю, командир.

Катон растерянно заулыбался и, сгорая от смущения, выскочил из палатки.

– Молодежь, а? – рассмеялся Макрон. – Все такая же. Ничто ее не исправит. Посмотришь на них и сам начинаешь чувствовать себя молодым, а, Пизон?

– Тебе видней, командир, – пробурчал Пизон и со вздохом уставился на ворох подлежащих срочной ревизии свитков.

Потирая запястье, украшенное красными отметинами детских зубов, Веспасиан натянуто улыбался. «Пришла пора призвать Тита к порядку», – решил он про себя. Необходимо отучить его кусаться, бросаться чем попало в людей и воровать, а потом прятать всякие мелкие вещи. Вот и сейчас этот маленький негодяй, прокравшись к открытому сундуку, выхватил из него свиток с секретным посланием Клавдия и, несомненно, утащил бы его, если бы не проворство молодого трибуна. Плиний перехватил воришку и передал матери, со смущенным видом вышедшей из личных покоев легата. Свиток он спас, но озорник в отместку успел наградил его серией зуботычин, что вызвало у трибунов, собравшихся на вечернее совещание, язвительные смешки.

Наконец брыкающегося малыша унесли, и Веспасиан, уложив депешу на место, вернулся к обсуждавшемуся вопросу:

– До вас, полагаю, уже дошли слухи о том, что армия, собранная в Гесориакуме, находится на грани бунта. Генерал Плавт в полученном мною сегодня послании подтверждает, что эти толки, увы, не беспочвенны.

Он поднял глаза. Удивленные и встревоженные взгляды трибунов были устремлены на него. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь отдаленным хохотом Тита. Офицеры явно обеспокоились, ибо чуть ли не каждый из них слишком многое связывал с предстоящим вторжением. Провал кампании, безусловно, бросит тень на всех, кто принимал участие в ней. Кроме того, он может швырнуть в пучину забвения тех, кто пребывает сегодня у власти. Клавдий уже пережил одну попытку переворота, но пока не сумел стяжать любовь римской толпы и заручиться поддержкой разбросанных по всем провинциям легионов. Захват Британии был призван не только укрепить его авторитет, но также отвлечь значительную часть имперских войск от участия в политической жизни страны.

– Шесть дней назад одна из когорт Девятого легиона отказалась взойти на отправляющиеся в Британию корабли с целью высадить там разведывательный десант. Когда центурионы попытались заставить своих солдат подчиниться приказу, произошла короткая схватка, в результате которой два командира были убиты, а четверо ранены.

– Стало ли об этом известно другим войскам? – спросил, рассеянно щурясь, Вителлий.

– Конечно. – Веспасиан язвительно улыбнулся. – Исключительно благодаря умению офицеров высшего ранга держать язык за зубами. Я недавно имел превосходный случай в том убедиться.

Кое-кто из трибунов потупился, многие покраснели.

– А известно ли, почему взбунтовалась когорта? – вновь спросил старший трибун.

– Кто-то пустил слух, что за проливом обитают демоны и огнедышащие драконы. Солдатская масса в большей части невежественна и верит этому вздору. Теперь все отказываются подниматься на корабли даже для тренировки.

– А что в связи с этим требуется от нас, командир? – нарушил всеобщее молчание Плиний.

– Мы должны продолжить марш к Гесориакуму, остановиться на подходе и ждать, когда бунт будет подавлен. С нашей помощью или без оной. Уполномоченный императора покинул Лугдун и теперь спешит в Дурокорторум, где его должен встретить наш эскорт. Наши люди выбраны в конвой потому, что их еще не коснулись гнойные чирья заразы.

– Гнойные чирья? – Плиний поднял брови.

– Это его слова, трибун, не мои.

– О командир, – смешался Плиний. – Я вовсе не думал…

– Все в порядке, трибун. Нарцисс порой выражается не очень изысканно, но тут ничего не поделать.

– Нарцисс? – удивился Вителлий.

– Нарцисс, – кивнул Веспасиан. – Тебя что-то не устраивает, Вителлий?

– Прошу прощения, командир, но я не думаю, что ситуация, когда человек обретает вес и влияние, не соответствующие его общественному положению, может кого-то устроить.