Анисимов хорошо знал, как трудно, а порой просто невозможно переубедить командира, если он уже высказал своё мнение. К тому же он искренне уважал Виталия Евгеньевича Романова как командира и как просто справедливого человека, поэтому ему сейчас было очень жаль и даже обидно, что Романов не соглашается с ним. Но знал он и другое: по заведённому на корабле порядку в подобных случаях – при обнаружении отличительных глубин – необходимо докладывать сразу начальнику экспедиции капитану первого ранга Асташову.

– А, впрочем, – глядя на промерную карту Анисимовой вахты и пригладив свои колкие усы, сказал капитан 2 ранга Романов, – посоветуемся с Асташовым.

Это означало, что начальнику экспедиции он позвонит сам и к вахтенному гидрографу Анисимову у него претензий уже нет. Однако из лаборатории Романов звонить не стал, а направился на ходовой мостик. И тут же Игорь увидел, как стрелка репитера компаса переползла на отметку 160 градусов. Игорь непроизвольно улыбнулся и сам себе показал большой палец.

Буквально через минуту в гидрографической лаборатории появился капитан 1 ранга Асташов. По воинскому званию он был на «Адмирале Макарове» самым старшим. Но его выделяли не только звание и непривычно для моряка большой рост. Доктор технических наук, член Географического общества СССР, в недавнем прошлом участник нескольких арктических экспедиций. Многие на «Адмирале Макарове» впервые встретились с ним только в этом походе. И как очень быстро отношения между Асташовым и участниками экспедиции сложились так, что к нему все стали обращаться не по званию, а просто «Николай Николаевич». Между собой его называли Ник-Ник. И только Романов в тех случаях, когда мнение Асташова расходилось с его мнением, ощетинившись своими пышно-смолистыми усами, обращался: «Товарищ начальник экспедиции…».

За минувшие месяцы плавания к этому особому обращению командира привыкли, знали, что тем самым командир не столько подчёркивает субординацию, сколько своё особое командирское положение, а значит и своё особое мнение, при котором он остаётся. Это никого не смущало, наоборот, за такую строптивость офицеры даже симпатизировали Романову, поскольку на военной службе не часто встретишь человека, который мнение своего начальника не считает своим мнением.

Но позицией командира корабля по отношению к нему, старшему на борту, Асташов никогда не раздражался и своим положением никогда не давил, всегда находил аргументы, спор вёл на равных. Именно за это – за умение строить свои взаимоотношения с подчинёнными, никогда не загонять их в угол Корабельного устава, при этом спекулируя уставной терминологией, а ещё за способность выслушать и дать излиться всему доброму и дурному, умному и бездарному – прежде всего именно за это Игорь выделял Асташова среди другого начальства. И только на второй план он ставил глубочайшие, поистине энциклопедические знания этого человека.

Кажется, все ледяные ветры Арктики и все лихие южноарктические ураганы оставили свой след на его лице – так грубо оно было слеплено природой. Почти лишённое плавных овальных черт, широкое, скуластое, с густыми зарослями сросшихся бровей, оно словно бы подсвечивало мягкий голос, постоянное спокойствие, интеллигентные манеры. И даже богатырский рост, огромные плечи и похожие на лапы якоря руки не делали этого человека неуклюжим.

Асташов положил на плечо вскочившего для доклада старшего лейтенант Анисимова свою широкую ладонь и несильно придавил его снова к креслу. И совсем не по-уставному:

– Ну-ка, Игорь Олегович, выкладывай, что ты тут на промерял?

Повторив всё, что докладывал командиру корабля, Игорь решился высказать и только пришедшую мысль:

– Николай Николаевич, вы знаете, что в прошлом году норвежцы на дне моря Уэдделла открыли много глубоководных впадин, а между ними высоких хребтов, расположенных в направлении Атлантического океана на сотни миль. На этом основании они считают, что их открытие подтверждает гипотезу о существовании в далёком прошлом Гондваны – гигантского континента, который тогда объединял современную Антарктиду, Южную Америку, Африку, Австралию, Индостан…

– Давай, Игорь Олегович, заканчивай с азбукой открытий. Излагай суть – свою гидрографическую гипотезу.

– Николай Николаевич, если мы откроем гряду подводных гор, которая тянется не от юга к северу, а вдоль антарктического материка, тогда и норвежцам, и всем нам понадобятся совсем другие объяснения расположения подводных гор… Представляете?! И тогда азбуку открытий, как Вы говорите, надо будет поправлять.

Асташов заулыбался. Но не снисходительно, а искренне. Ему очень нравилось, когда молодые офицеры зажигались какой-нибудь исследовательской идеей. Он спорил с некоторыми своими сверстниками, ворчавшими на молодёжь, которой нынче якобы по фигу истинные исследования, их больше интересуют темы служебных должностей, званий, выгодных по количеству заходов в инопорты экспедиций. Спорил, но всё же в душе был наполовину с ними согласен. Только, правда, с поправкой: значительная часть флотской молодёжи, но не вся же… И эта поправка была для него отдушиной, спасательным кругом, за который можно ещё ухватиться.

– Не будем забегать вперёд, Игорь Олегович. Мы пока ещё ничего не открыли…

Когда Асташов упрекал свою старшую дочь в завышенных претензиях на жизнь и в прагматизме, та твердила одно и то же: «Папочка, раскрой глаза…». О чём спор. Глаза у него были раскрыты, и он прекрасно видел, что в обществе начала 80-х действительно происходит переоценка ценностей. Но при этом просоленный всеми морскими ветрами каперанг верил в то, что военный флот, как и армия, это последний оплот гражданственности и высокой нравственности. Верил, искал тому примеры и, конечно, всегда находил.